Построение мира

100 лет Оскару Нимейеру

Юбилей архитектура

В субботу великому бразильскому архитектору Оскару Нимейеру исполнилось 100 лет. В Музее архитектуры в Москве (МУАР) открылась его выставка, представляющая архитектуру в фотографиях внука мастера Каду Нимейера. О выставке — ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.

Выставка — совместное детище основанного сенатором Сергеем Гордеевым фонда "Русский авангард", МУАРа и мастерской Оскара Нимейера. Сам великий мастер не приехал, да это было бы и странно, учитывая, что его столетие для Бразилии едва ли не национальный праздник (его даже наш президент Путин поздравил). Приехал его внук Каду, и надо отдать должное этому человеку, пропустившему ради выставки в Москве столетие дедушки. На выставке — около 60 фотографий Каду, увеличенные рисунки Нимейера и несколько макетов его зданий, в том числе его единственный проект для Москвы — аквапарк 2001 года, к сожалению, не реализованный из-за разнообразных проблем заказчика.

Об Оскаре Нимейере трудно сказать что-то новое, поэтому трудно ждать чего-то нового и от выставки. Здания Нимейера — и столица Бразилии Бразилиа, и штаб-квартира ООН в Нью-Йорке, и десятки проектов для Латинской Америки, и штаб-квартира французской компартии в Париже — публиковались тысячи раз. Если кто-нибудь помнит прелестный фильм Филиппа де Брока "Человек из Рио", то Бельмондо там как раз и бегает по новой нимейеровской Бразилиа, а в фигуре злодея, архитектора, который это все строит, угадывается образ самого Нимейера (трудно сказать, чем он не угодил де Брока). Каду снимает дедушкины здания с детства (сейчас ему 53), поэтому и те фотографии, которые висят в МУАРе, тоже сотни раз опубликованы. Так что юбилейная выставка суперизвестных вещей более чем ожиданная и предсказуемая.

И тем не менее в ней есть образ. И даже нетривиальный.

Каду Нимейер снимает работы своего деда почти нейтрально, но он снимает не все. Понятно, что здания даны без людей, по возможности так, чтобы в кадр не попало никаких соседствующих строений, но при этом — часть ландшафта. Но помимо этого Каду Нимейер почти не снимает интерьеров зданий (на выставке — только интерьер собора в Бразилиа) и почти никогда — деталей, ему важно, чтобы здание попало в кадр целиком. Оскар Нимейер практически никогда не делает в своих домах окон (либо прячет их за солнцезащитными экранами, либо делает целиком стеклянные стены) и дверей — у него там или широкие торжественные пандусы, ведущие в прямо-таки храмовые порталы, или какие-то щели, в которые, вероятно, можно войти, но которые никак не акцентированы. Глядя на фотографии Каду, вы вряд ли поймете, как этими зданиями пользуются, да и само их использование кажется несколько неуместным действием. Эти абстрактные скульптуры из белого бетона, стоящие среди девственного ландшафта, кажутся сакральными объектами. Они напоминают египетские пирамиды — то же величие простоты и внечеловеческого масштаба.

Образ этой выставки — архитектура праотцев. Вообще-то Нимейер умеет и как-то иначе — скажем, его собственный дом в Каноа — это вполне человеческий интерьер, пусть лаконичный, но все же не лишенный гедонизма. Но в фотографиях Каду, равно как и в абстрактных белых макетах, мы сталкиваемся скорее с тем библейским мироощущением, когда человек живет просто на земле, обращается непосредственно к небу, и архитектурой своей не столько обустраивает чей-то мелкий образ жизни с обедами и завтраками, но структуру Космоса. Дело не в том, что Нимейеру сто лет и смотрим мы на него глазами внука. Дело в том, что он творец даже не нынешней и не прошлой, а позапрошлой эпохи, архитектуры послевоенного мира. Эпохи, когда казалось, что зло побеждено и сейчас настанет авангард, счастье, социальное равенство и свобода.

Тут, наверное, нужно еще сделать поправку на Латинскую Америку. В Европе человек, начавший в 1950-х годах строить мир с начала, с нуля, с Древнего Египта, выглядит несколько эпатажно — так и выглядели европейские авангардисты, старшие друзья Нимейера, взявшиеся перестраивать Старый Свет после войны. В Бразилии это кажется нам естественным, потому что с чего же там начинать, как не с нуля. Хотя там была своя традиция, и бразильское барокко не то что не простая и изначальная, а, напротив, ультраманьеристическая архитектура, но там время течет не непрерывно, а как бы каждый раз начинается заново, и сама идея Нимейера — за пять лет построить новую столицу в пустыне на горном плато — кажется хотя дерзкой, но выполнимой. У нас так было всего 300 лет назад, но мы уже забыли, как это бывает.

Но это именно поправка на Бразилию, определяющая ощущение органичности от архитектуры Нимейера, но не смысл самой этой архитектуры. Смысл же, пожалуй, в другом. Я даже не уверен, что здесь принципиально важны стилевые определения, то, что сам Нимейер считает себя функционалистом, что функционализм — часть модернизма, а модернизм — продолжение авангарда. Андре Мальро сравнивал аркады президентского дворца в Бразилиа с колоннадами Парфенона, я бы скорее вспомнил перистильные дворы Луксора и Карнака, сам Нимейер довольно прозрачно намекал на аркады палаццо Дожей в Венеции — дело не в стилевой конкретике.

Фидель Кастро отправился делать революцию на Кубу с отрядом из 19 человек — и сделал. Черчилль ставил своей задачей, личной задачей, отстоять мир от коммунизма — и отстоял. Де Голль решил заново создать Францию — и создал. Тут важно не то, кто за коммунизм, а кто против (Нимейер как раз убежденный коммунист), тут важен масштаб замысла. Вот это — архитектура такого мироощущения, когда для тебя естественно с утра поставить задачу построить мир, и к вечеру уже что-то начинает получаться.

Тот взгляд, который предлагает нам Каду, убирает из архитектуры его деда все бытовые подробности и оставляет только героический аспект, многократно его усиливая. Наверное, главный эффект этой выставки все же в том, что вот это демиургическое ощущение мира еще живет сегодня. Время так ускорилось, что целые исторические эпохи — и послевоенный энтузиазм, и разочарование 70-х, и консерватизм 80-х, и клип-маньеризм 90-х — эпохи, на которые в прошлые времена ушли бы века, мы проскочили не заметив, что они уже давно кончились. И вдруг обнаруживается, что праотцы живут среди нас. Жалко, что Нимейер все-таки не приехал — можно было бы взять у него интервью. Это примерно как взять интервью у Авраама.

Оскар Нимейер — великий архитектор, и есть смысл идти на его выставку. Потому что это уникальная возможность — ощутить себя современником праотца.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...