Премьера опера
По традиции позднее открытие сезона в миланском театре "Ла Скала" ознаменовалось важной премьерой. Режиссер Патрис Шеро и дирижер Даниель Баренбойм поставили "Тристана и Изольду" Рихарда Вагнера. Из Милана — ЕКАТЕРИНА Ъ-БИРЮКОВА.
Нынешнее открытие сезона в "Ла Скала" было ответственным и многообещающим. Опера "Тристан и Изольда" стала первой работой маэстро Даниеля Баренбойма на посту главного приглашенного дирижера, который, таким образом, хоть как-то занял нишу музыкального лидера легендарного театра, пустовавшую после отставки Риккардо Мути. И выбор самой лирической вагнеровской махины для одного из главных нынешних вагнерианцев, каким является господин Баренбойм, сам по себе выглядел красиво.
Ко всему этому прибавилось имя еще одного культового персонажа — режиссера Патриса Шеро, в частности, известного фильмами "Интимность" и "Королева Марго". Каждая его нечастая оперная постановка пользуется большим уважением. Последняя работа, сделанная с дирижером Пьером Булезом для фестивалей в Вене и Экс-ан-Провансе — "Из мертвого дома" Леоша Яначека, стала одним из главных событий уходящего европейского сезона. Вагнеровскому творчеству господин Шеро тоже не чужд — его оперная карьера 30 лет назад началась с постановки "Кольца нибелунга" в священном Байройте, спектакля, который, как считается, разрушил многие стереотипы.
Сейчас ни о каких разрушениях говорить не приходится. Напротив, имя Патриса Шеро означает сочетание респектабельности, тонкости и мастерства, которое очень подходит имиджу миланского театра. И "Тристаном" режиссер доказал, что является одним из немногих, кто умеет волновать без применения каких бы то ни было сильнодействующих средств. Постановка скорее поражает простотой. Декорации, сделанные одним из самых знаменитых сценографов и постоянным соавтором господина Шеро Ричардом Педуцци, представляют собой стильное, угловатое, грязно-серое, безвременное пространство — без назойливой, впрочем, депрессивности, но с явным ощущением бездомности. Нет ни нормальных окон и дверей, ни тем более мебели, ни даже корабля с морем, важной стихией в опере Вагнера — только следы от когда-то бывших в огромной кирпичной стене оконных проемов, дыра, напоминающая крышу, выездная платформа, напоминающая лодку. Невероятной красочной роскошью становятся несколько строгих темно-зеленых кипарисов, появляющихся в знаменитой любовной сцене второго действия. Но еще более будоражащее цветовое пятно — пурпурная царская накидка Изольды, сброшенная ею на руки своей служанки Брангены (Мишель Деянг), которая, понуро скомкав ее, во время всего дуэта тревожно присутствует на сцене.
Пожалуй, это главная особенность постановки, несмотря на то что это самая знаменитая опера про двоих, Тристан с Изольдой в спектакле "Ла Скала" почти никогда не остаются наедине. Рядом с ними все время кто-то находится, деликатно и сочувственно за ними присматривая, как за больными детьми. Сначала моряки, которые живут своей жизнью на корабле. Потом Брангена. Даже король Марк (Матти Салминен), дождавшийся свою неверную невесту и вроде бы намеревающийся гневаться, на самом деле всем своим видом выражает сострадание. Все вокруг все понимают, но ничего не могут изменить.
Это сочувствие и обреченность до какой-то предельной степени скапливаются в третьем действии над умирающим Тристаном, за которым на последних тактах оперы следует и Изольда. Все это томительное время несколько человек тристановой челяди во главе с его другом Курвеналом (Герд Гроховски) одними только позами, поворотами головы, сутулыми плечами, переминанием с ноги на ногу, мимолетными взглядами добавляют огромное количество тоски к музыке Вагнера. И, надо признать, этот мастерски выписанный фон действует едва ли не сильнее, чем собственно страдания главных героев в исполнении крепкого тенора Яна Сторея и лучшей Изольды наших дней Вальтрауд Майер, которая вместе с маэстро Баренбоймом стали самыми ценными музыкальными составляющими постановки.
При всем при том эти фоновые, вполне человеческие персонажи, даже утирающая нос рукавом Брангена, моряки, участливо угощающие Изольду чашкой чая, или домашние Тристана в мешковатых свитерах и подтяжках кажутся гораздо меньше людьми, чем двое главных персонажей. Те только присматривают, а эти живут, хотят смерти и умирают. На самом деле в финальной потасовке погибает куча народа, но об этом как-то не думаешь, глядя на кровавые подтеки, которые есть только у Тристана и Изольды.
Конечно, эти двое пытаются еще и любить, хотя это дается им непросто. Страсть, к которой мы привыкли в музыке Вагнера по интерпретациям Валерия Гергиева, в этом спектакле не полыхает. Благодаря маэстро Баренбойму, который не рубит с плеча, но выискивает в партитуре почти камерные тонкости. И благодаря маэстро Шеро, который показывает, каким сокровищем является хотя бы слабый огонек тепла. Все немногочисленные скромные улыбки, поцелуи и объятья, в том числе и короля Марка с Тристаном и Изольдой, наперечет и кажутся невероятными достижениями.
Режиссер мало что позволяет своим героям-любовникам, которые, как и в мариинском спектакле Дмитрия Чернякова, поют самый длинный в истории музыки любовный дуэт, не снимая верхней одежды и почти не дотрагиваясь друг до друга. Им позволяется только разок прикорнуть, обнявшись, и несколько раз совершить странные, очень элементарные, скорее ритуальные телодвижения, явно переключающие обоих в какую-то другую реальность.