НАЗВАТЬ АНДРЕЯ КУРКОВА по-настоящему популярным писателем нельзя. Но при этом большинство читающей публики хоть что-нибудь про него да знает. Например, что когда-то киевлянин Курков самолично продавал свои книжки с лотка на Подоле. Потом — еще будучи никому не известным — на свои деньги разместил на киевских троллейбусах рекламу: что-то типа «покупайте новый сногсшибательный бестселлер Андрея Куркова». Потом Курков прославился на Западе (существует история про то, как он этот свой зарубежный успех спродюсировал, но она какая-то запутанная). В Москве его книжка «Пикник на льду» продавалась уже в качестве «единственного произведения писателя из СНГ, которое оказалось в топ-десятке европейских бестселлеров».
Со времен «Пикника» у Куркова выходило еще несколько книжек, но ни про одну из них нельзя сказать ничего интересного. Теперь же писатель разразился масштабным романом «Ночной молочник», который вроде бы написан специально для того, чтобы про него говорили всякое — может быть даже интересное.
Ну, например, можно поговорить о яркой жизни писателя Куркова. В конце произведения проставлены годы работы над романом — 2005–2007—, а также наименования населенных пунктов, где эта работа происходила: «Киев-Лазаревка-Хельсинки-Черноморская Коса (Очаков)- Евпатория-Лондон-Эдинбург-Любляна-Новый сад». Во всех этих местах пришлось трудиться Андрею Куркову, чтобы написать почти пятьсот страниц романа нравов с приключенческо-детективными элементами, который, при всем при этом, раскрывает тему взаимоотношений индивидуума с Родиной.
Ведь что есть подлинное начало начал — даже более начальное, чем родительский дом? Нет, не догадались — материнское молоко. Этого молока очень много у молодой сельской матери-одиночки Ирины. Так много, что она сдает его в Киеве на молочную кухню. Странная какая-то эта кухня — законспирированная. Но не до такой степени, чтобы читатель не догадался, что сцеженное из наливных ирининых грудей питание идет совсем не новорожденным деткам, а новым украинским и их женам для поддержания моложавости.
Нагуливая молочко в парке на свежем воздухе, Ирина встречает Егора — он работает охранником президентского дворца, но сам-то родом тоже из деревни и это выгодно его отличает от «городских проворных мужиков». Между молодыми людьми зарождается здоровое чувство. Егор выясняет, на кого идет Иринино живительное молоко, забирает ее с сомнительного места работы и водворяет обратно на село, где к ее обильным грудям приникают жаждущие младенцы, которых писатель Курков к этому моменту начинает доставать как фокусник из шляпы. По ходу дела появляется второстепенный персонаж, который говорит такие слова: «Молоко — это важнее, чем кровь. Через молоко в ребенка код нации вливается, формирует его будущее самосознание. Если украинского хлопчика немка своим молоком вскормит — выйдет из него немец. А у нас и так уже такая мешанина! Поэтому и согласия политического нет! Все словно или молочной смесью или иностранным молоком вскормлены…»
Идиот этот персонаж или мудрец, из курковского текста и контекста понять невозможно. Роман написан тем уже набившим оскомину способом, когда все вроде бы и всерьез, а в то же время и нет, то ли трагично, то ли даже иронично. Так что, выходит — писатель за слова не отвечает, а читатель пусть как хочет, так и понимает. Все равно останется в дураках.
Особенным дураком себя ощущает читатель, достигнув последних строк произведения — в специальном постскриптуме сообщается, что вместо «Ирина» (так, напомним, зовут изобильную грудным молоком героиню) следует читать «Украина». Успокаивает лишь то, что имеется большая вероятность, что до этого финального разъяснения читатель не доберется — комфортно, хоть и раздраженно оставив чтение где-то в первой трети — посреди невнятных коллизий с таинственным «лекарством от страха» и еще более таинственным «клубом лунатиков», которыми Андрей Курков для остроты приправил свой молочный продукт.
Анна аринская