Премьера рок-опера
Кумир 60-х, поэт и общественный деятель Евгений Евтушенко в честь своего 75-летия решил читать стихи перед целым стадионом. Его творческий вечер начался с рок-оперы, написанной на стихи юбиляра композитором Глебом Маем и воплощенной на спортивной арене режиссером Николаем Лактионовым. За синтезом искусств наблюдала АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.
На арене возвели сцену-остров, натянули позади нее большой экран и развесили вокруг тряпичную березовую рощу, явно позаимствованную художником Ниной Гапоновой у детских елок. В дальней части "острова" резвилась молодежь из театра "Общество свободных актеров", изображая игру в волейбол. Чуть поближе сидели музыканты ансамбля "Элеганс" и расхаживали рок-певцы. А еще ближе к зрителю развевалась алая тряпка, символизировавшая костер, вокруг которого собрались герои, поименованные в программке: Память поэта (Денис Константинов), Душа поэта (Дмитрий Харатьян), Лирик (Анатолий Алешин), Рок (Павел Смеян) и др.
На авансцене, как леопард, метался сам поэт в пестрой кепке, коричневой рубашке, клетчатых брюках и канареечном галстуке. Перекрикивая громкую и архаичную музыку Глеба Мая (первые опусы на поэму композитор написал еще в 1980-м), он читал свои стихи. А на экран проецировались слайды с изображением родных лесов, полей и рек и распускавшихся цветов. Потому что главная тема рок-оперы — любовь.
В композиции, составленной Глебом Маем, тема эта звучала так. Женский голос укорял: "Так что же сделал ты с любовью?.." Хор (то есть, видимо, совесть поэта) угрожал: "Ничто не сходит с рук!" — а поэт повторял: "Нет-нет, я не сюда попал..." Куда он попал и где должен был оказаться — судить трудно. Музыка заглушала слова, а из того, что удавалось расслышать, картина получалась причудливая. "А вот недавно был я у одной / В невзрачном домике на улице Сенной..." И почти сразу: "За Соколом есть комнатка — там ждать меня должны..." Иногда актеры напоминали поэту и о других формах земной суеты — например, о дружеских компаниях. И тогда он хрипел под Высоцкого: "Уже как будто был в капкане я, / Но выр-рвался, в силках оставив шер-рсть..."
Примерно через час, так и не разобравшись с друзьями и женщинами, поэт вспомнил о гражданском долге. Тут по экрану поползли кадры хроники страны вперемежку с хроникой жизни юбиляра. Припорошенная снегом железнодорожная вывеска "Зима" (на этой затерянной в Сибири станции он родился) соседствовала с изображением переполненных залов, слушающих юного Евтушенко, и кадрами последних советских съездов, где господин Евтушенко боролся за демократию бок о бок с Андреем Сахаровым. Тут Павел Смеян хрипло спел что-то гражданственное, но в стиле блатной песни. Потом над сценой поплыл нервный вальсок, и, крепко обнявшись с Дмитрием Харатьяном, юбиляр запел: "Сам я забыл, как зовусь я по имени, / Пусть называют Россией меня..." В это время по экрану поползла колючая проволока, зазвучали тревожные стихи о вьюге, но артисты в ответ дружно запели "Есть еще Россия, да и мы живые...". Тогда колючая проволока сменилась изображением уплывающего корабля. Выступавшие стали весело махать ему рукой, взялись за руки и спели: "Любовь — она вода живая... Любовь людей, а не зверья..."
Во время перерыва на лотках в фойе можно было приобрести цветные парики, сверкающие мечи и за тысячу рублей — "Всего Евтушенко", огромный том, выпущенный издательством "Слово" в подарок юбиляру. На второе отделение осталась VIP-часть партера и кое-какой народ на трибунах. Сперва юбиляру вручали награды и памятные подарки. Генрих Боровик объявил, что поэт выдвинут на Нобелевскую премию по литературе. Потом выступил Михаил Задорнов с разговорами о духовности юбиляра и бездуховности нашей попсы. Однако картина всенародной любви к потенциальному лауреату Нобелевки вышла неполной: на вечере странным образом отсутствовали Анастасия Волочкова, Никита Михалков и Зураб Церетели.
После всех поздравлений юбиляр, сменивший пестрый костюм на строгую черную рубашку, с былым артистизмом прочел одну из ранних и лучших своих вещей — "Казнь Степана Разина". И тут можно было бы вздохнуть с облегчением, сочтя все предыдущее авантюрой, в которую поэта втравил какой-то недобрый дух. Но после паузы господин Евтушенко поведал публике, как в начале 60-х впервые побывал на концерте The Beatles: "Конечно, избалованные были мальчишки, но я смотрел с интересом. Кстати, я ведь только недавно узнал, что перед каждым концертом Пол Маккартни и его товарищи читали 'Станцию Зима'..." Притихшему стадиону рассказали, как одна из поклонниц Пола подарила музыкантам изданный на английском сборник "'Станция Зима' и другие стихи", который, как выясняется, стал их настольной книгой.
В связи с этим обстоятельством господин Евтушенко написал "Балладу о пятом битле". Ею он и завершил свой вечер. Точно помню строчку: "И летели чайками лифчики отчаянно, и бросались трусики в полет". А между строф поэт пел "We all Live in a Yellow Submarine" и призывал собравшихся ему подпевать. Остается только удивляться, почему Пол Маккартни и другие заслуженные деятели зарубежных искусств на своих сольных концертах не балуют публику рассказами о том, как в далекие времена им подпевал большой русский поэт Евгений Евтушенко.