Несмотря на проблемы с финансированием, молодые ученые продолжают работать в России. А некоторые из них даже добиваются неплохих результатов. Чтобы выяснить, как им это удается и что удерживает их на родине, Social Report побеседовал с четырьмя подающими надежды молодыми учеными. Помимо успешности их объединяет неподдельный интерес к своему делу, искренний патриотизм и стремление развивать отечественную науку.
Сергей Корякин, 32 года, Обнинск
Кандидат биологических наук, старший научный сотрудник лаборатории радиационной биофизики МРНЦ РАМН.
Когда Сергей Корякин поступал в Обнинский государственный технический университет атомной энергетики (ИАТЭ) на кафедру экологии, представления о том, чем будет заниматься, он не имел. Однако на дипломную практику ему удалось устроиться в местный Медицинский радиологический научный центр (МРНЦ РАМН), где он всерьез заинтересовался проблемой лучевого лечения онкологических больных.
Постепенно втягиваясь в науку, Сергей окончил ИАТЭ с красным дипломом и решил поступить в аспирантуру: "Мне посоветовали пойти в аспирантуру в лабораторию нейтронной радиобиологии МРНЦ РАМН к моему нынешнему научному руководителю — доктору биологических наук Степану Евгеньевичу Ульяненко". За три с половиной года Сергей написал диссертацию, посвященную изучению препаратов для нейтрон-захватной терапии.
Нейтрон-захватная терапия (НЗТ) — перспективный метод лечения онкологических заболеваний, который в России пока находится только на экспериментальном уровне. Он применяется при таких заболеваниях, как глиобластома, опухоли головного мозга, меланома, плохо поддающихся лечению другими методами. А при помощи НЗТ удается значительно увеличить продолжительность жизни пациентов. "Суть метода заключается в том, что больному вводят соединения, содержащие, например, атомы бора-10. Эти соединения должны быть тропны в опухоли, то есть должны избирательно накапливаться в ней,— поясняет Сергей.— Потом зону опухоли облучают тепловыми нейтронами, которые вступают в реакцию взаимодействия с атомами бора, в результате чего образуются высокоэнергетические альфа-частицы и ядра лития-7, имеющие пробег, соизмеримый с размером опухолевой клетки. То есть если бор накопился именно в опухолевой клетке, происходит ее локальное разрушение".
Научная работа Сергея была направлена на решение ряда проблем, возникающих при реализации нейтрон-захватной терапии. В частности, он разработал метод планирования НЗТ, основанный на визуализации накопления борсодержащих соединений, меченных радионуклидами йода. "В гамма-камере можно сканировать зону опухоли и наблюдать распределение меченого препарата в опухоли и окружающих ее тканях, рассчитывать концентрацию бора-10 и поглощенную дозу, которая выделится в данном объеме опухоли. И в итоге — планировать нейтрон-захватную терапию". С 1985 по 2002 год в Обнинске было пролечено более 500 онкологических больных на нейтронах реактора БР-10 (ГНЦ РФ "Физико-энергетический институт"). В 2002 году его вывели из эксплуатации. Сергей сетует на то, что научных усилий недостаточно для реализации всех идей — нужны новые источники нейтронов. Как физические установки такие источники есть, но чтобы реализовать терапию, необходима их адаптация к клиническому применению — создание на их базе медицинских комплексов. В Обнинском филиале Научно-исследовательского физико-химического института им. Л. Я. Карпова есть реактор ВВРц, на котором уже около пяти лет мы пытаемся построить медицинский блок. Для того чтобы сделать решающий шаг, необходимо привлечение дополнительных средств.
В 2005 году Сергею удалось выиграть грант президента РФ в размере 300 тыс. руб. на два года, а в 2007 году — повторить это достижение. Хотя на зарплату предусмотрено 60 тыс. руб. в год, это неплохое подспорье для молодого ученого.
О мизерном финансировании Сергей рассуждает философски: "Пока я не жалею, что начал заниматься научной деятельностью. Когда подобные мысли приходят в голову, всегда думаю: зря я что ли учился в институте и в аспирантуре? Потом успокаиваюсь и работаю дальше. Сейчас стали надбавку кандидатскую платить — 3 тыс. руб. Обещали еще больше. Хоть какая-то перспектива появилась".
Сергей с досадой говорит о том, что наука превращается в выбивание денег. Научным сотрудникам приходится осваивать менеджмент, изучать основы экономики и коммерциализации разработок. От научной (фундаментальной) деятельности часто приходится переходить к инновационной.
Несмотря на недостатки финансирования, Сергей с энтузиазмом говорит о перспективах своей научной работы: "С точки зрения потенциальных источников нейтронов как для нейтрон-захватной, так и нейтронной терапии наша страна несколько очков вперед даст зарубежным ученым. Однако наша лабораторная база, конечно, отстает и требует вложений, в 10-20 раз превосходящих нынешние. Возможность выйти на уровень, превышающий мировые стандарты, безусловно, есть".
Уезжать на работу за границу Сергей не собирается, несмотря на приглашения. "С одной стороны, научный руководитель сказал, что, мол, не отпустим,— улыбается Сергей.— А с другой — у меня здесь жена, ребенок... Мне нравится в России, не хочу я никуда ехать! Никогда меня не тянуло туда. Уехав, я не смогу в полной мере внести вклад в развитие и дальнейшую реализацию в нашей стране новых медицинских технологий. Прошла та волна, когда все смотрели на Запад и думали, что здесь делать нечего".
Софья Канторович, 27 лет, Екатеринбург
Кандидат физико-математических наук, доцент кафедры математической физики математико-механического факультета Уральского государственного университета им. А. М. Горького.
В своей научной области — теоретической физике магнитных жидкостей — Софья Канторович считается перспективным исследователем. На ее счету публикации в ведущих реферируемых научных журналах — Physical Review и Journal of Physics: Condensed Matter. Ее зовут работать в Германию, Голландию, Великобританию, но она работает в Екатеринбурге и не хочет уезжать надолго из родного города.
Софья окончила школу с углубленным изучением иностранных языков, изучала английскую литературу. Но ей всегда хотелось заниматься физикой. И в 1997 году она поступила на математико-механический факультет УрГУ, который с отличием окончила через шесть лет.
"Моя мама, человек искусства, не сильно поддерживала идею занятия физикой. Она считала, что я могу пойти по ее стопам. Но рисовала я плохо, поэтому решила, что лучше быть средним математиком, чем средним архитектором — меньше вреда наносишь обществу".
Детский интерес, подогреваемый рассказами отца-физика, получил логичное развитие на третьем курсе. Лекции заведующего кафедрой математической физики Алексея Олеговича Орлова настолько захватили Софью, что она решила заниматься наукой под его руководством. Это было неожиданно, поскольку человек, занимающийся на матмехе физикой,— редкость. Но уже в 2004 году, всего через полтора года после поступления в аспирантуру, Софья защитила диссертацию досрочно: "Помню, что на защите научный руководитель спросил моего отца, все ли он понял в работе дочери. Папа ответил: "Нет, не все. И это ужасно приятно"".
В свои 27 лет Софья сделала неплохую научную карьеру: она уже занимает должность доцента, является получателем грантов и премий, в том числе совместной премии ЮНЕСКО-L`Oreal для женщин в науке. Однако до сих пор с улыбкой говорит, что не чувствует себя физиком-теоретиком в полной мере. "Во время вручения премии фонда "Династия" для молодых физиков-теоретиков очень приятно было почувствовать себя физиком. У меня все же математическое образование и общая эрудиция выше в математике, чем в физике. Но я стараюсь".
Однако именно ее исследование свойств монослоев феррожидкостей стало основой для международного сотрудничества с группами во Франкфуртском институте перспективных исследований (Германия), в Университете города Эдинбург (Великобритания) и Университете города Утрехт (Голландия).
Из Института Макса Планка пришло личное приглашение и предложение стипендии, выделенной специально для Софьи. И она поехала во Франкфурт-на-Майне, правда, только на семь месяцев: "Я сказала, что не могу уехать больше, чем на семестр. Иначе нельзя организовать учебный процесс" (уже два года Софья — основной лектор по физике на математико-механическом факультете УрГУ).
Однако кроме лекций еще одно обстоятельство удерживает Софью от длительного отъезда за рубеж, хотя без международного сотрудничества она не видит своего будущего в науке: "Здорово, когда можешь позволить себе работать два месяца здесь, три месяца там. Но я вовсе не уверена, что хочу жить постоянно где-то в другом месте. Я выросла в научном коллективе нашей кафедры. Мне очень нравится работать с этими людьми, они много для меня значат. Я не хочу потерять связь с кафедрой. Кроме того, я выросла в России и выучилась здесь. Здесь у меня дом, и я не хочу его бросать".
Софья считает, что может раскрыть свой потенциал в России, несмотря на то что ее доход раза в два ниже, чем стипендия в Институте Макса Планка (официальная ставка доцента составляет около 3 тыс. руб.) и во многом зависит от грантов. "Если вы успешны, у вас несколько грантов одновременно, вы много работаете, то на жизнь хватает. Однако доход очень сильно зависит от области исследования. То, чем мы занимаемся, сегодня популярно. И получается выигрывать гранты. Вдобавок ко всему мы теоретики, поэтому нам вполне хватает на наше оборудование: стол, компьютер, немного бумаги и ручек".
В то же время Софья не исключает, что может снова уехать на семестр в Германию (стипендию в Институте Макса Планка заморозили и держат специально для нее): "Международное общение сильно обогащает. Развивается воображение, а это важно для теоретика. Это опыт, возможность увидеть, как преподаются те или иные дисциплины в западных университетах. Кроме того, это возможность работать самостоятельно. В России можно прийти к руководителю за советом, а там этого сделать нельзя, и это постоянно заставляет тебя расти. За два месяца получается сделать больше, чем за четыре-пять месяцев в России. Когда ты один, ты постоянно сосредоточен, не можешь отвлечься".
Возможность ухода из научной сферы Софья не рассматривает: "Я с ужасом думаю об этом. Надо быть объективной, я ведь больше ничего не умею".
Егор Базыкин, 28 лет, Москва
PhD по экологии и эволюции (Принстонский университет, США), младший научный сотрудник Института проблем передачи информации им. А. А. Харкевича РАН.
Егор Базыкин — молекулярный биолог, занимающийся биоинформатикой и эволюционной биологией. Он анализирует геномные последовательности, ищет в них структуру данных, опираясь на которую можно было бы определить, как соответствующие механизмы эволюционировали.
"То, что я выбрал научную карьеру, никого не удивило. А вот то, что я остался в России, вызывает некоторое недоумение. Но вполне очевидно, что я сделал это не потому, что не смог устроиться там",— рассказывает Егор.
Егор вернулся в Россию после почти шестилетнего отсутствия только этим летом. Выпускник аспирантуры Принстона, он уже имеет в активе публикации в авторитетных американских журналах Nature и Proceedings of National Academy of Science и высокий для начинающего исследователя индекс цитирования. У него идеальные стартовые возможности для того, чтобы трудоустроиться и продолжить академическую карьеру в Соединенных Штатах. Но, несмотря на это, Егор о принятом решении не жалеет.
"Мне хочется жить здесь,— говорит Егор.— Это моя страна. И мне хочется влиять на то, что здесь происходит. В Америке и так все хорошо. А мне просто обидно бросать страну. Слишком много разумных людей уже уехало".
Недоумение у окружающих его людей вызывает не то, что ему нравится здесь работать, а то, что работать здесь у него получается.
"Сейчас данных появляется гораздо больше, чем людей, которые эти данные осмысляют. Мы мало понимаем, что происходит на уровне геномных последовательностей. На фундаментальные вопросы эволюции мы до сих пор не знаем ответа. А данные, из которых эти ответы можно получить, уже, по-видимому, есть".
Поискам благоприятствует тот факт, что для его работы не нужна большая материальная база. "Мне же практически ничего не нужно, кроме компьютера и интернета. Я не капаю ничего в пробирки. Вот если бы я был биохимиком, то сильно подумал, прежде чем возвращаться сюда. Это было бы гораздо сложнее".
В 2007 году Егор получил Георгиевский грант Российской академии наук по программе "Молекулярная и клеточная биология". В России совсем немного грантов, которые можно сопоставить с западным финансированием. Георгиевский грант в размере 1 млн руб. в год — один из них. В родном институте Егор получает оклад около 7 тыс. руб.
"Мне сильно повезло, что я получил этот грант. Его мало кто получает. Хотя в США я получал примерно в полтора раза больше, но это уже сопоставимые деньги. Другое дело, если бы я двигался по нормальной академической карьере в США, эта сумма постепенно бы росла. Здесь это, скорее всего, потолок. Тем не менее на эти деньги можно жить. Причем с семьей".
Егор признает, что многие ученые хотели бы вернуться в Россию, согласившись даже на уменьшение зарплаты и упрощение условий работы, если бы финансирование было стабильным и прогнозируемым хотя бы на пять лет вперед. Но пока такой предсказуемости нет.
Впрочем, ее нет и в развитии академической карьеры.
"Я уже успел привыкнуть к мысли о неопределенности. Я представляю себе, как выглядит американская карьера. Там все детерминировано и вполне очевидно, что с тобой произойдет через шесть лет. А здесь все не так".
Егор сейчас больше озабочен просто наукой. Он, конечно, не прочь дорасти до должности профессора, но к дополнительной административной нагрузке пока не готов.
И он не исключает возможность отъезда в США. Тем более что у него там сохраняется четверть ставки, которую можно довести до полной. Но эту возможность он будет рассматривать всерьез, только если ухудшатся условия для научной работы здесь: ограничатся международные контакты, сократится западное финансирование. Пока же заниматься наукой что в России, что в США, по словам Егора, одинаково сложно.
"В Америке проще заниматься наукой, но моя жизнь не сосредоточена только вокруг науки. А вот обустраивать быт там несколько сложнее. У меня двое детей, и в Америке на оплату детского сада мне пришлось бы отдавать значительную часть своей зарплаты".
В России же Егор пока столкнулся с одной проблемой. Степень PhD (аналог степени кандидата наук в России), согласно российскому законодательству, необходимо было подтвердить, несмотря на то что диссертация защищена в Принстонском университете. Нужно собрать множество документов и пройти долгую процедуру переаттестации. Все бы хорошо, но диплом написан на латыни. А вот найти нотариуса, знающего латынь, отняло немало времени.
"Зато теперь члены ВАК, открывая мое дело, могут порадоваться тому факту, что Георгий Александрович Базыкин "великолепно воссиял своим образованием и умом и по праву заслуживает высочайшего признания"".
Юрий Эйдельман, 31 год, Москва
Кандидат физико-математических наук, научный сотрудник лаборатории математической биофизики Института биохимической физики РАН.
Интерес к науке у Юрия Эйдельмана возник рано — еще в третьем классе, когда он начал ходить в кружок юных натуралистов. Потом был биологический спецкласс, где любопытство переросло в серьезную увлеченность и затем — в научную карьеру. В 1999 году он окончил МИФИ, по специальности биофизика, а в аспирантуру пошел в Институт биохимической физики РАН, где недавно защитил кандидатскую диссертацию на тему "Роль структуры интерфазных хромосом в образовании радиационно-индуцированных хромосомных аберраций".
"Меня в науке удерживает исключительно интерес",— говорит Юрий. И тут же иронизирует: "Я придерживаюсь старой точки зрения о том, что наука — это способ удовлетворения собственного любопытства за государственный счет".
Пока, правда, государственный счет крайне скудно финансирует этот интерес. Юрий сетует на то, что уровень доходов его не устраивает и хотелось бы большего: "Я не замахиваюсь на многое, но, допустим, повысить раза в 3-4, до обещанных Путиным 30 тыс. руб. в месяц — было бы справедливо по отношению к научным сотрудникам". Несмотря ни на что, научную карьеру он бросать не собирается: "Я отдаю себе отчет, что в других сферах мог бы получать гораздо больше, но не иду туда, потому что для меня интересная работа важнее, чем финансовая сторона. Пусть это и патетично звучит".
Сегодня Юрий занимается компьютерным моделированием устройства хромосом в живом ядре и изучает повреждения хромосом и ядра ионизирующей радиацией. "Эти работы перспективны с фундаментальной точки зрения — для понимания того, как устроена живая клетка и как она работает. А с практической — они имеют потенциальное значение для выяснения механизмов радиационно-индуцированной злокачественной трансформации клеток",— поясняет Юрий.
Недавно лаборатория математической биофизики, в которой работает Юрий, получила грант президиума Российской академии наук по программе "Фундаментальные науки — медицине". Работа, на которую выделен грант, посвящена исследованию хромосомной нестабильности, то есть повреждений, которые радиация образует не в самих клетках, а в их потомстве. "Представьте себе: после облучения в клетке образовались повреждения, она их отремонтировала, выжила, начала делиться, создала потомство. И вдруг ни с того ни с сего у отдаленного потомства начинают генерироваться новые повреждения. Соответственно, наша работа посвящена исследованию того, что происходит в отдаленных потомках облученных клеток, какие повреждения возникают при разных условиях, плюс попытка понять, какие механизмы в этот процесс заложены",— рассказывает Юрий.
Хромосомная нестабильность — одна из предварительных стадий канцерогенеза. Сначала в клетке образуются различные повреждения хромосом, а потом клетка может просто выйти из-под контроля организма и начать неуправляемо размножаться. Попытка понять природу хромосомной нестабильности, по словам Юрия, и должна привести к пониманию природы канцерогенеза, а затем и к возможности создания антиканцерогенных лекарств.
Юрий говорит о том, что подобные российские исследования могут конкурировать с зарубежными аналогами и даже превосходить их. "По крайней мере, я в зарубежной литературе не встречал теоретические модели хромосомной нестабильности, какие делаем мы,— с гордостью говорит Юрий.— Мне, конечно, хотелось бы думать, что наши работы являются пионерскими, потому что мы умнее, но это было бы нескромно. Думаю, что мы опережаем Запад во многом благодаря советской научной школе, которая пока жива".
Несмотря на высокий уровень разработок, радиационная биофизика сегодня мало интересна как государству, так и бизнесу, поскольку область практического применения в ближайшем будущем здесь менее очевидна. В то же время, поскольку в перспективе такого рода исследования чрезвычайно важны, Юрий считает, что крупный бизнес мог бы иметь здесь долгосрочный интерес. "Долговременные инвестиции в фундаментальную науку, несомненно, принесут не только пользу стране, но и славу инвесторам. Во всяком случае, это лучше, чем покупать зарубежные футбольные клубы".
Время от времени Юрий интересуется зарубежными грантами, но уезжать из России не планирует: "Я подавал заявки, участвовал в нескольких международных конференциях в Польше, в Италии, в России. Интерес к моим работам есть, но пока на работу за границу не звали. Да меня и не тянет. Я общался с теми, кто ездил в те же Штаты на стажировку. Да, зарплата лучше, но, как правило, они получают должности в переводе на наши не выше младших научных сотрудников или даже лаборантов. У них нет интеллектуальной свободы. Вернее, она есть, но у тех, кто добился не просто хороших, а выдающихся достижений здесь. Так что в России мне лучше. Здесь я могу заниматься тем, чем хочу. И здесь то, что я делаю, совпадает с тем, что мне интересно делать".