В прошедшие выходные дни в Центральном Доме художника открылась выставка Эдуарда Гороховского "Хроники", организованная L-галереей и Министерством культуры России. Это первая большая ретроспективная выставка известного художника, на протяжении многих лет использующего фотографию в своих графических и живописных произведениях.
Трудно избежать ностальгических чувств, разглядывая старые фото — будь то "ржавые" отпечатки чьих-то давно забытых осанистых прабабушек и бравых прадедушек или же полуслучайные снимки милых друзей двадцатилетней давности. Эта сентиментальная теплота и создает сюжет выставки Эдуарда Гороховского "Хроники". Работы художника, начиная с середины 70-х варьирующего тему старых фото, сопоставлены в экспозиции с обычно остающимся "в негативе" жизненным материалом: фотографиями из архива художника, на которых — неофициальные ракурсы вернисажей, узнаваемые лица участников художественной жизни Москвы последних лет тридцати, дети известных художников, сегодня сами ставшие знаменитыми.
Простодушную демонстрацию "почвы и судьбы" можно оценить, однако, и как новый аспект в той достаточно узкой тематической области, в которой художник работает уже много лет. Эдуард Гороховский открыл для себя фотографию как материал, своего рода readymade для дальнейшей творческой обработки примерно в начале 70-х, в те баснословные годы, когда само слово "фотография" по отношению к "настоящему" искусству в нашем отечестве считалось все еще чем-то ругательным. В те же самые годы на Западе артистическая публика уже успела пресытиться репродукционным фетишизмом поп-артистов и круто повернула к чему-то более нематериальному, стремясь нащупать фундаментальные основания искусства, а в Москве на Сретенском бульваре вызревало движение московского концептуализма.
Гороховский, окончательно переехавший в столицу из Новосибирска в середине 70-х, довольно плавно вошел в эту крепнувшую художественную партию, представляя в ней вместе с Иваном Чуйковым особую фракцию "умеренного концептуализма". Их работы оставались в респектабельных рамках искусства — в меру аналитические, в меру эстетизированные, слегка холодноватые визуальные конструкции. У Гороховского это были в основном графические листы разнообразнейших техник — от офорта до шелкографии, а также, конечно, картины и ассамбляжи. И никаких пучин советской экзистенции, ядовитой соц-артистской злободневности, молодежного нигилизма и герменевтических дебрей, никаких многостраничных текстов, никаких персонажей, подменяющих собой автора. Только чистое соположение знаков, упоительная прозрачность формальной игры. Чего вполне достаточно для искусства.
Эпоха больших горбачевских иллюзий подвигла мастера на создание собственного варианта "Руси уходящей". "Лица вообще" сменились портретами лиц исторических, почти абстрактные графические символы оказались нагружены историческим содержанием, и художник заговорил о конкретном. К счастью, ненадолго. Выбранные им когда-то из необозримого моря фотографической продукции старинные постановочные фото могли претендовать на воплощение Фотографии как таковой — благодаря особой статичности поз и четкости силуэта и, прежде всего, благодаря необходимой временной дистанции. Эта дистанция позволяла работать с этим материалом не только как с символом дореволюционной России, но и как с визуальным языком вообще. В фотографии, претворенной в живопись или графику, очевидны абстрактные эстетические антиномии — фигуративность и абстракция, цветность и монохромность, техницизм и органика, наконец, постмодернистская проблема конфликта несовместимых как будто художественных языков.
Однако на этой выставке художник, столь успешно занимавшийся на протяжении последних лет разрешением этих дилемм, несколько сместил акценты — от фотографии как универсального языка к фотографии как человеческому документу. Размещенные между работами фотофрагменты прошлой, уже далекой, жизни в некоторых случаях приоткрывают всегда столь загадочную творческую кухню художника. Возможно, виной этому — вирус автобиографизма, поразивший последнее время многих членов бывшего концептуального братства (ближайший пример — выставленный в соседнем зале проект Вадима Захарова с фрагментами его почти семейного журнала "Пастор" с детскими снимками друзей-художников); может быть, долгое пребывание вдали от отчизны; может — сладкий гнет осознания собственных заслуг перед историей; а возможно, это органическая часть общероссийских ностальгических настроений, свойственных концу века вообще.
МИЛЕНА Ъ-ОРЛОВА
Выставка открыта до 25 июля в Центральном доме художника, Крымский вал, 10.