Ораторию "Соломон" Гендель написал в 1748 году — то есть уже и на склоне жизни (которой оставалось чуть больше десяти лет), и соответственно почти в финале своего грандиозного многолетнего эксперимента по созданию английской оратории. Странный для Британии жанр, да и противоречивый на первый взгляд: корни католические, ближайшие примеры лютеранские, сюжеты вроде бы священные, но музыкальный язык ох как далек от простодушной аскезы традиционной церковной музыки. В основном оратории "давались" в Великий пост в качестве альтернативы запрещенным оперным спектаклям — но исполнялись не в церкви, а на той же театральной сцене, только без декораций и костюмов. Наконец, многих вводил в смущение тот факт, что из двадцати пяти английских ораторий Генделя чисто христианские сюжеты только у двух — все остальные (за вычетом редких светских сюжетов) имеют дело с ветхозаветными событиями и персонажами. Злопыхатели утверждали, что композитор хотел тем самым привлечь на представления богатых еврейских коммерсантов, что, может быть, не вполне лишено основания (как и возможные аллюзии на политическую злобу дня в случае многих ораторий). Но при этом ясно, что ветхозаветная история с ее героическими фигурами ему просто искренне нравилась своей раскатистой эпичностью. Во всяком случае, персонажи его ораторий часто бывают куда более убедительны психологически и драматургически, чем герои его же итальянских опер.
Часто, хотя и не всегда, в том же "Соломоне", особенной драмы нет. Если не считать центрального эпизода, знаменитого "соломонова решения" по делу о двух женщинах, не поделивших ребенка, который обрамлен двумя статичными картинами всяческого благополучия израильского царя. Построил храм, удачно женился; впечатлил царицу Савскую своей роскошью и мудростью. Но по части музыкальных красот — будь то грандиозные хоры или ювелирно отделанные арии — "Соломон" действительно удача редкостная.
Качественных записей оратории до сих пор было две (их сделали в разное время британские дирижеры Джон Элиот Гардинер и Пол Маккриш). Эта, где музыкальным руководителем стал не слишком известный немецко-голландский дирижер Даниэль Ройс, с предыдущими спорит довольно смело, решительно и, что самое главное, уверенно. Не в последнюю очередь, конечно, благодаря уровню исполнителей; что Берлинская академия старинной музыки, что камерный хор RIAS способны украсить любую "барочную" запись. Солисты тоже подобраны без компромиссов: все пятеро (контральто Сара Конноли, сопрано Сьюзен Гриттон и Кэролин Сэмпсон, тенор Марк Пэдмор и баритон Дэвид Уилсон-Джонсон) — проверенные генделевские исполнители, которым материал дается великолепно. В целом, конечно: в частностях-то есть и возрастные проблемы у Дэвида Уилсона-Джонсона (Левит), и легкий недостаток весомости и объема в очень неплохом голосе Сары Конноли (Соломон). И все же приятнее впечатляет, может быть, само общее дирижерское решение от Даниэля Ройса — здравое, умное, увлекательное, прекрасно находящее точку баланса между разными прочтениями Генделя: старомодными (пышными, тяжеловесными, суровыми) и "передовыми" (резкими, взвинченными и подчеркнуто оперными).
Handel: "Solomon" (2 CD)
Akademie fuer alte Musik Berlin, D. Reuss (harmonia mundi)
F. Couperin: Pieces de clavecin
P. Hantai (Mirare)Пьер Антаи, ученик легендарного Густава Леонхардта, свои права на титул едва ли не самого интересного из современных французских клавесинистов доказал уже довольно давно. Но, что забавно, до сих пор в своих записях он обращался к самым разным сторонам клавесинного репертуара, кроме музыки французских композиторов: выходили у него в разное время, например, несколько весьма удачных альбомов с клавирной музыкой Баха (включая и "Хорошо темперированный клавир", и "Гольдберг-вариации") и собрание сонат Доменико Скарлатти. И только теперь Антаи обратился к соблазнительнейшему пласту во всем объеме той музыки, которая написана для его инструмента, — произведениям Франсуа Куперена, Куперена Великого.
Попало в программу диска множество пьес 1730-1740-х годов (из III и IV книг купереновских пьес для клавесина) — большей частью по милой французской барочной традиции снабженных красноречивыми названиями: "Старые сеньоры", "Артист", "Колокола Цитеры" и т. д. Занятнее всего, однако, цикл вариаций на древнюю-предревнюю тему фолии (старинного испанского танца), иронически озаглавленный "Французские безумства, или Домино" — имеется в виду маскарадный плащ-домино. Кажется, только Куперену пришло в голову придать каждой из вариаций насмешливую "программу" — их череда оборачивается карнавальным шествием галантных аллегорий. Целомудрие в розовом домино, Пылкость в пунцовом домино, Надежда — в зеленом, и далее в том же духе (хотя среди отвлеченных понятий затесались также и "Старые волокиты и отставные финансисты").
Опять-таки остается только дивиться тому, что Антаи не записывал Куперена ранее, — это, что называется, стопроцентно его композитор. Графичное изящество, чуть прохладное остроумие, щебетание бесконечных трелей, капризное своеволие мелодики: все эти черты пьес Куперена в безупречной трактовке Антаи приобретают совершенно особое измерение, утрачивают тот налет искусственности, необязательности и надоедливо-развлекательной вычурности, который эта музыка довольно часто приобретает в современных исполнениях.
Bach: Inventions & Partita
J. Jansen et al. (Decca)Редкий случай: молодая скрипачка, находящаяся на взлете карьеры, после эффектнейшего диска со шлягерами Мендельсона и Бруха внезапно обращается к музыке Баха. Причем самой что ни на есть камерной. Голландка Янин Янсен, как водится, объясняет резоны — Баха-де слушала с детства, да и вообще жаль, что такая музыка так редко звучит. Действительно, редко. Из ожидаемых партит для скрипки соло на диске только одна (ре-минорная BWV 1004), а остальную часть диска составляют переложения двух- и трехголосных инвенций (вместе со скрипачкой играют альтист Максим Рысанов и виолончелист Торлейф Тедеен). В подчеркнутой деликатности и сдержанности, с которой Янсен играет здесь Баха, все ж таки чувствуется нечто напускное, не совсем органичное — что, впрочем, не мешает демонстрировать совершенно замечательные в общем-то качества камерной исполнительницы. Интонация у нее всегда предельно отчетлива, фразировка разумна и красива, культурность звука в любом случае вызывает уважение. Да и качество ансамбля в случае инвенций тоже мало чего оставляет желать.
Three Centuries of Bagatelles
J. Zilberquit (Naxos)Французское слово "багатель" означает, как известно, "безделица" — что вовсе не значит, что музыкальные пьесы, озаглавленные таким образом, всегда являются такими уж не стоящими внимания пустяками. Похоже, именно это во всем блеске аргументации убедительно доказывает диск, записанный Юлией Зильберквит, пианисткой российского происхождения, теперь живущей в Америке. Представленные тут багатели принадлежат композиторам от Куперена до Эдисона Денисова. Среди главных остановок на этом пути — Бетховен (одна из его багателей известна всем и каждому под названием "К Элизе"), Лист ("Багатель без тональности") и Барток ("Ma mie qui danse..."), а русская музыка обстоятельно представлена, например, пьесами Лядова и Александра Черепнина. Пожалуй, наиболее существенными эпизодами альбома смотрятся шесть багателей Сен-Санса и семь багателей Эдисона Денисова; ровная и техничная игра Юлии Зильберквит в первом случае приобретает особенную пластичность и чувственность, а во втором — красноречивость, вескость и стилистическую чуткость.