рассказывает Алексей Тарханов
Музей архитектуры имени Щусева и фонд "Русский авангард" открывают выставку Оскара Нимейера "Поэзия формы" в день, когда великому бразильскому архитектору исполнится ровно сто лет.
— Плевать я хотел на все эти почести! — предупредил Нимейер журналистов.— В день моего рождения никто меня не найдет.
Как будто бы его так трудно найти — все-таки не иголка, а Притцкеровский лауреат. Жаркой бразильской зимой я, страшно волнуясь, звонил в его мастерскую. Я искал пресс-секретаря Луиша, с которым договаривался о встрече. Голос на другом конце провода объявил мне, что разгильдяя Луиша нет и не будет.
— Ну ладно уж, поищу,— согласился ворчливый голос и через несколько минут подтвердил: — Точно, нету твоего Луиша. А ты кто?
— Я журналист из России, приехал брать интервью у Оскара Нимейера.
— Что ж ты сразу не сказал? Давай приходи, я тебя жду.
Из всех архитектурных интервью это было самым удивительным. Мастерская Нимейера расположена над пляжем Копакабаны. 11-этажный небоскреб почтенного возраста зажат между высотными соседями, но вид на океан и старый форт по-прежнему замечателен. Обеденный стол с венскими стульями в одном эркере, лавка с подушками — в другом. Посредине качалка и диван его собственного дизайна и ряды стульев, как в клубном лектории. На белых стенах карандашные рисунки самых знаменитых проектов: Национальный конгресс в новой Бразилиа, собор в Рио, музей в Нитерое. Не эскизы, не доска почета — так, для собственного удовольствия.
Нимейеру тогда было уже 94, но мы курили заостренные бразильские сигары и разговаривали — непринужденно, насколько это только возможно с живым гением, которым в Московском архитектурном институте пугали детей. О его зданиях, о мировой политике, о его приятелях, которые для него до сих пор живые люди, а не тома всемирной истории архитектуры. Я что-то подквакивал, больше старался слушать, глядя на Нимейера, и думал, что вот я сижу перед ним, а вот он сидел перед ними и как же молода современная архитектура, если вся она на памяти одного человека, хотя и очень старого.
Оскар Нимейер не просто последний архитектор-модернист. Он еще и последний архитектор-коммунист. Ничего странного нет в том, чтобы быть коммунистом, когда тебе сто лет. В дни его молодости каждый приличный человек на Западе был коммунистом сам или водил с ними дружбу. Архитекторы считали себя революционерами, а не модными артистами на службе капитала. Как сейчас видно, они и вправду были революционерами, пусть не в том смысле, какой вкладывали в это понятие генеральные секретари коммунистических и рабочих партий. Они были инсургентами архитектурного пространства, троцкистами формы и маоистами фактуры. Ничего подобного тому, что сделал Нимейер с товарищами, не появилось до наших дней. Его новая столица страны Бразилиа — архитектурное чудо света, возможно, главный и уж точно самый масштабный памятник архитектуры ХХ века.
Настали иные времена. Бразилия хочет строить не новую столицу, а собственную атомную подводную лодку. Нимейер тоскует по СССР, до сих пор Притцкеровская медаль значит для него меньше, чем медаль лауреата Ленинской премии за укрепление мира между народами. Он уверен, что США всех погубят, а президент Буш — самовлюбленный сукин сын. Из всех американских лидеров он уважает только Фиделя Кастро и Уго Чавеса — с тех пор как ушел в мир иной его заказчик и друг бразильский президент 1960-х Жуселину Кубичек.
В свои сто лет, пережив недавно два трудных испытания — Нимейер женился на своей давней и преданной секретарше Вере Люсии (40 лет разницы) и сломал бедро,— он приходит в свою мастерскую и беседует с заказчиками, которые ловят дикий кайф оттого, что с ними работает человек, которого Ле Корбюзье называл своим другом. Он построил шесть сотен зданий и не намерен останавливаться.
Когда Музей архитектуры решил собрать его выставку в Москве, мне позвонил директор музея Давид Саркисян.
— Вы знаете, кто будет открывать выставку? — спросил Давид.— Сам Нимейер! Он хочет прилететь в Москву и отпраздновать здесь свой сотый день рождения.
Я поверил мгновенно. Мне показалось, что для Нимейера это было бы очень логично — открыть здесь выставку, надымить сигарой и высказать в глаза московским капиталистическим чиновникам, что он о них думает. Но семья пала патриарху в ноги. Оскар останется в своем доме Casa das Canoas. Вместо него в Москве появится его 53-летний внук — фотограф Каду. А для всех, кто придет в музей на Воздвиженке в субботу, 15 декабря, устроят телевизионный мост с Нимейером — в 12.00 по бразильскому времени и в 18.00 по московскому. Можно будет хотя бы помахать рукой человеку, сказавшему однажды: "Вот как надо — живешь до последней минуты, а потом просто надеваешь шляпу и уходишь".
Государственный музей архитектуры им. А. В. Щусева. 16 декабря--1 февраля