Выставка раритеты
В Эрмитаже открылась выставка "OTIUM LUDENS. Античные фрески Стабий", на которой представлены фрагменты фресок из расположенного на берегу Неаполитанского залива города Стабии, уничтоженного извержением Везувия в 79 году вместе с Помпеями и Геркуланумом. МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ считает выставку главной музейной сенсацией завершающегося года.
То, что такая выставка путешествует по миру, можно объяснить лишь одним: итальянцам невыносимо хочется похвастаться своими находками. И это желание сильнее беспокойства за экспонаты, над которыми сидеть бы и пылинки сдувать, а не паковать, грузить в самолет, распаковывать. Античной живописи в мире раз, два и обчелся. Уцелело, как правило, то, что, как в Помпеях, было погребено под слоем лавы, а в научный оборот входило постепенно, на протяжении двухсот лет. Фрески Стабий, кажется, явились на свет в одночасье, и образ античной живописи вдруг стал во много раз ярче.
Стабии, конечно, копают давно, но с точки зрения истории это действительно "одночасье". Раскопки начали в XVIII веке, но быстро свернули, открытые объекты засыпали, чтобы вернуться к ним только в 1950-х. То же, что на месте древнеримского курорта ничего не понастроили и ученые работают с целыми архитектурными комплексами (площадь виллы "Ариадна", например, 14 тыс. кв. м), объяснимо лишь чудом.
Эти райские места, вошедшие в состав Рима в конце I века до н. э., были излюбленным курортом высшего общества, "летней столицей" республики, затем империи. Только Цицерон обзавелся здесь семью виллами, жили Юлий Цезарь и Октавиан Август. Среди немногочисленных жертв Везувия (большинство "дачников" успели спастись) — великий Плиний Старший, автор "Естественной истории". Понятно, что такие люди могли позволить себе услуги лучших римских художников.
Рассматривая фрески Стабий, понимаешь, сколь ничтожно мало мы знаем об античности, насколько неполноценны любые термины. Назвали античное искусство "классикой", стали апеллировать к нему как к воплощению строгой и разумной гармонии. Но гармония этих фресок ничуть не рациональна, они гармоничны, гедонистичны, своевольны, как окружавшая их природа. Здесь нет никакого господствующего стиля, который ограничивал бы свободу художника, прихоти их кистей. Точнее говоря, здесь есть все стили, которым еще только предстоит родиться в европейской живописи, и есть все жанры.
Натюрморт с фигами напоминает метафизическую живопись Джорджо Моранди: неприхотливые плоды, кажется, хранят в себе некую тайну. Архитектурные пейзажи — то ли реальные виды, то ли фантазии, но, во всяком случае, те города, которые мы видим, не похожи ни на скучные прорисовки из учебников, ни на голливудские декорации. Женские фигуры на пылающем красном фоне. Виртуозные анималистические наброски: по стенам и потолкам Стабии бежали врассыпную и реальные, и фантастические животные, вперемешку — косули и грифоны. Сшибались в смертельной дуэли охотник и вепрь, скакали влюбленные парочки кентавров, Парис вершил и никак не мог свершить свой суд, птички клевали нарисованные вишни. Ну и, конечно, архитектурные обманки, маски. И само собой, жизнерадостная порнография, встречающая посетителей у входа, предупреждая, что античность здесь самая что ни на есть полнокровная, а вовсе не академическая.