Выставка живопись
В Париже в Гран Пале проходит ретроспектива Гюстава Курбе (1819-1877), пользующаяся невероятным успехом у публики. СУРИЯ Ъ-ВАКСБЕРГ отстояла в очереди, чтобы увидеть, как много русское искусство взяло от великого француза.
Было бы нечестно сказать, что очередь много раз огибала Большой дворец. Он и так уж слишком большой. Но она была такой длины, что периодически из толпы доносились жалобные вскрики: "Пропустите женщину с ребенком!" Чем ближе была заветная дверь, тем сильнее приходилось работать локтями. И почему-то никто не вспоминал про врожденную французскую галантность. Конечно, всем давно известен талант французских музейщиков — удивлять интересными проектами. В данном случае они превзошли сами себя. Может быть, потому, что над экспозицией работал огромный коллектив из разных музеев разных стран?
Экспозиция поражает сразу, как только встречаешься взглядом с художником Курбе. Автопортреты написаны в разные годы. В разной манере. Словно он бесконечно кому-то доказывал, что чувствует свет, как Караваджо, что его портреты столь же психологичны, как рембрандтовские, что он неплохо знаком с творчеством забытого в те времена Жоржа де ла Тура. Больше всего художник был мил самому себе в байроническом образе. Столь пристальное внимание к собственной фигуре удивляет не очень. Гюстав Курбе был единственным сыном из пяти детей весьма состоятельной провинциальной четы. Вся жизнь семьи подстраивалась под желания и прихоти наследника. Так что творчество Курбе в первую очередь отрицает аксиому о том, что истинный художник должен быть голоден.
Портреты заказные или его знакомых менее эксцентричны, но и здесь он продолжает доказывать свое техническое мастерство. Он с наслаждением демонстрирует, что ему подвластна любая манера, что художник — это не только воображение и острый глаз, но и банальное ремесло, без которого немыслима профессия. Курбе, несмотря на эклектичность и бесконечное экспериментаторство, отличался ярко выраженной индивидуальностью. Возможно, как раз поэтому был мало любим современниками, которые с наслаждением топтали практически все, что было им создано. Кураторы нарочито подчеркивают этот факт биографии художника.
Как всегда в Гран Пале, выставки расположены на двух этажах. Эта состоит из восьми залов, по четыре на каждом этаже, и таким образом каждая часть является законченным произведением искусства. Увидев только залы первого этажа, уже можно сложить законченный образ художника, и человеку, мало знакомому с творчеством Курбе, кажется, что прибавить к этому нечего. В первых залах кроме автопортретов и портретов кураторы разместили и хрестоматийные полотна Курбе: передвижнические "Похороны в Орнане" и амбициозную "Мастерскую художника".
Тем более интересно подняться по торжественной лестнице Гран Пале и замереть от удивления. Здесь предстает уже не художник XIX столетия. Курбе в молодости никак не мог расстаться с академизмом XVIII века. Оказывается, за пару десятков лет он проделал работу, на которую в мировой живописи ушло почти два столетия. Курбе с одинаковым мастерством писал монументальные полотна, которые пользовались особенным спросом в XIX веке, но с ничуть не меньшим талантом умел быть лиричным. В залах, посвященных пейзажам и морским сюжетам, почему-то все время вспоминаются Шишкин и Айвазовский. Видимо, оба они очень неплохо изучили полотна французского мэтра.
В отличие от работ российских классиков в картинах Гюстава Курбе уже вовсю проглядывает мышление художника-абстракциониста, если бы, конечно, почти на каждой картине он старательно не изображал самого себя. А о том, что он на несколько лет опередил импрессионистов, даже нечего и говорить. В следующих залах становится понятно, что творчеством Курбе увлекались и другие русские художники. За Константина Сомова становится просто неловко. Можно, конечно, корректно выразиться, что Сомов часто и много вдохновлялся такими полотнами Курбе, как " Барышни, отдыхающие на берегу Сены" и "Сон". Во всяком случае, сюжеты и композицию Сомов, безусловно, черпал у француза. Но цитаты из Курбе можно, как оказалось, с легкостью найти почти у всех русских "мирискусников".
Отдельный зал, выдержанный в темно-красных тонах, отдан до сих пор шокирующему "Происхождению мира", к которому, если бы не подпись мастера, вполне могло быть применимо юридическое определение порнографии. Здесь картина представлена как произведение, которое отражает дух эпохи. Она соседствует с другими ню, вполне салонными и даже жеманными. Ничто человеческое Курбе было не чуждо. Но даже тогда он оставался большим художником.
После энергетического накала, вызванного "Происхождением мира", кураторы возвращают нас к прозе жизни и предлагают полюбоваться сценами охоты, в которых Курбе был не очень силен. Экспозиция заканчивается самым противоречивым и грустным периодом жизни художника. Желание сломать традиции довело его до участия в Парижской коммуне, после поражения которой он вынужден был бежать за границу. И тут случилось, что художник стал беден и голоден, и вечная аксиома вновь обрела свою силу. Он стал писать натюрморты, которые говорили о политике лучше любой карикатуры. И оказывается, что знаменитая селедка Оскара Рабина пришла к нам тоже от Курбе.