В русском многое объясняет

Все мы постоянно говорим о языке — восхищаемся и возмущаемся новыми словами, спорим о происхождении слов и их значении, бесим друг друга словами-паразитами и т. д. В этом непрестанном разговоре каждый из нас получил знающего, остроумного и спокойного собеседника. Именно собеседника, а не наставника — книга отвечает не на вопрос "Как правильно?", а на вопрос "Что, собственно, случилось?". Она написана человеком, который видит "свое профессиональное предназначение в том, чтобы исследовать новые явления и тенденции в языке, а не в том, чтобы давать им этическую оценку и уж тем более запрещать".

Предмет книги — перемены в русском языке за последние 20 лет. Кронгауз о многом жалеет, но ни с чем не борется. Пожалуй, единственный его враг — это "защита языка", потому что за защиту языка обычно берется власть и защищает его "от нас, его носителей". Сам же Кронгауз новые явления в языке хочет не победить, а разъяснить. Эти явления всем видны, всех затрагивают, возбуждают бурные эмоции, но их внутренняя логика и смысл от профана остаются скрыты. Поэтому чтение книги похоже на прогулку по лесу с биологом или по родному городу с историком архитектуры — с той разницей, что языковые "деревья" и "дома" стоят у тебя самого в голове.

Вот, например, толкование ненавистного многим паразита "как бы": "Это как если бы человек говорил одну фразу и сразу добавлял: "Ну, впрочем, это мое частное и не очень важное мнение, возможно не соответствующее действительному положению дел"". Или о вездесущем слове "пиар": "Популярность данного слова, по-видимому, означает осознание всеобщности манипулирования всех всеми". Это не праздные фразы эссеиста, а вывод из точного лингвистического анализа, так что этим толкованиям можно доверять и складывать из них подробную и достоверную картину современного русского сознания.

В языковых нововведениях всегда есть и смешная сторона, и Максим Кронгауз эту сторону очень хорошо чувствует. "Манкунианцы" и "монегаски" из спортивных репортажей, гламурные эпитеты "элитный", "эксклюзивный", "правильный", "позитивный", "адекватный", новые названия профессий "коучеры", "фандрайзеры" и "креаторы" — все это симпатичные комические персонажи книги.

Напрашивается сравнение с классическим трудом о переходе от дореволюционного языка к советскому — с книгой А. М. Селищева "Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком (1917-1926)". Если книга Селищева, в которой русский язык страдал и чуть не сходил с ума, похожа на мрачные сатиры Свифта, то книга Кронгауза — скорее на комедию, в которой роль неунывающего Фигаро или Хлестакова сам язык, разумеется, и играет.

Главный тезис книги — "не бойтесь". Кронгауз пишет: "Русскому языку не страшен поток заимствований и жаргонизмов, и вообще ему не угрожают те большие и, главное, быстрые изменения, которые в нем происходят. Русский язык "переварит" все это, что-то сохранив, что-то отбросив, выработает, наконец, новые нормы, и на место хаоса придет стабильность. Кроме того, даже в хаосе можно найти положительные стороны, поскольку в нем ярко реализуются творческие возможности языка, не сдерживаемые строгими нормами".

И читатель в самом деле заражается от книги спокойствием, причем не только относительно судьбы языка. За последние 20 лет от наивной веры в то, что экономику, общество, культуру спасет невидимая рука рынка, мы перешли к почти истерическому страху: саморегуляция — миф, ничто само собой не работает, спасительные невидимые руки есть только у бойцов невидимого фронта и прочее. И на фоне этого страха успокоительно читать, что есть важнейшая сфера жизни, которая действительно способна к саморегуляции и в которой невидимая рука действительно ведет все индивидуальные ошибки и оговорки к общему благу.

М.: "Языки славянской культуры", 2007