Фестиваль театр
В Театре наций в рамках фестиваля NET, проходящего при поддержке фондовых бирж ММВБ и РТС и финансовой корпорации "Открытие", норвежская Jo Stromgren Kompani представила спектакль своего руководителя Йо Стромгрена "Монастырь", способный отвратить от религии кого угодно, считает ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
Компания Йо Стромгрена — режиссера, хореографа и сценариста в одном лице — в Москву приезжает в третий раз и обзавелась здесь преданными поклонниками. Неудивительно, что небольшой Театр наций трещал по швам: публика усеяла все ступеньки подчеркнуто аскетичного зала, очень подходящего для подчеркнуто аскетичных камерных постановок Йо Стромгрена. Показанный на сей раз свеженький "Монастырь" можно считать продолжением "Госпиталя", хита прошлогоднего фестиваля NET — замешанной на черном юморе истории взаимоотношений трех медсестер заштатного военного медучреждения.
"Монастырь" тоже притча о механизме власти, присущем ей сладострастии и крушении иллюзий. В него перекочевали две из трех "госпитальных" актрис и добавилась третья (всех их — Гунхильд Опдал, Уллу Брох и Гури Гланс — хореограф Стромгрен выкопал в недрах норвежского Детского театра). Этот выбор предопределил успех спектакля: привыкшие к эксцентрике и радостному лицедейству, актрисы-клоунессы пластичны, точны, легки и готовы к любым заданиям. Впрочем, Йо Стромгрен ни разу не переступает рискованную грань, отделяющую остроумную эскападу от банальной вульгарности, хотя гротескная жизнь его "Монастыря" постоянно ставит трех сестер не просто в щекотливые, но отчаянные положения.
Монастырь изображен с намеренной скупостью студенческого театра: три стола, составленные в ряд под низко висящей лампой-молнией; металлический таз — он же церковная купель; поставленные дыбом деревянные короба, образующие условную стену,— за ними кроется "лестница" в монастырские подвалы: школьное упражнение "спуск по воображаемым ступенькам" актрисы проделывают с лихостью необыкновенной. И лишь свет спектакля выдает западное мастерство: когда за стенами "монастыря" бушует гроза, мистический свет молний расчерчивает трапезную тюремными решетками.
Как и тюрьма, замкнутое пространство монастыря — идеальное место для изучения человеческой природы вообще и женской в частности. Три монахини представляют общество в миниатюре. Лидер-настоятельница, циничная садистка, управляющая жизнью своих подопечных самым первобытным способом — при помощи голода: она распоряжается запасами хлеба, единственной пищи затворниц. Сестра Габриэль, бесхитростная конформистка, ненавидящая властную мегеру, но ради черствой горбушки готовая поддержать самые изуверские ее затеи. Идеалистка Даниэль старается жить по заповедям, не сомневается в праведности настоятельницы и жаждет чуда — доказательства божественности мира. Эта искренняя вера и подвергается в "Монастыре" роковым искушениям, укатывающим зрителей до колик.
Клубок испытаний раскручивается с неумолимой скоростью: от вполне невинного пожирания настоятельницей общего ужина и слушания ею легкомысленных песенок до чудовищного открытия, что матушка на самом деле мужик: под ее задравшимся подолом Даниэль обнаруживает угрожающе вздутые трусы. Это сенсационное прозрение порождает цепочку уморительных гэгов, увенчанную сценой сна, во время которой обнаруживается, что, несмотря на очевидную (и реальную!) беременность, сестра Габриэль обладает тем же внушительным довеском между ног. Отважное противостояние проникшим в монастырь двуполым "дьяволам" лишь укрепляет веру кроткой монашенки. Крушит же ее проза жизни: в трусах обе сестры прячут горбушки хлеба. Бунт прозревшей и разуверившейся Даниэль выворачивает наизнанку иерархию монастыря: оробевшая настоятельница униженно прислуживает взбесившейся фурии, пожирающей обнаруженный продовольственный запас.
Как и всякое восстание, монастырское тоже кончается кровью: вышедшую из-под контроля бунтарку монашенки оглоушивают доской по лбу, тело деловито заталкивают в ящик и набожно затягивают Lacrimosa. Послушная словам реквиема Даниэль восстанет из "гроба", чтобы вместе с сестрами и остроумцем автором, умеющим превратить морализаторство в уморительный каскад аттракционов, отпеть этот мир — столь же жестокий, сколь и абсурдный. Amen.