Премьера сериал
Новая многосерийная экранизация "Преступления и наказания", демонстрирующаяся по "Первому каналу", отличается от прочих дополнительным перерасходом топоров, приведенных в негодность на съемках самой кровавой сцены. Оправдала ли себя щедрая порча реквизита, пыталась определить по первой серии фильма ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА.
По отрешенному лицу нового Родиона Раскольникова — молодого актера Владимира Кошевого — трудно даже поначалу заподозрить, что он способен так раздухариться, колошматя по изображающей Алену Ивановну болванке, что лезвие топора, отломавшись, просвистит в сантиметре от головы оператора. В нынешней телеверсии, снятой Владимиром Светозаровым, Раскольников скорее страдалец, терпила, чем бунтарь-социопат с ницшеанскими амбициями, и в кротком задумчивом облике его то и дело проскальзывает нечто христосообразное — готовность понять и простить человеческие паскудства, а вовсе не то раздражение по отношению к подлецам-людишкам, от которого колбасит Раскольникова в романе.
Старушка-процентщица (Вера Карпова), похожая на беззлобную старосветскую помещицу, тоже никакого раздражения или отвращения не вызывает, хотя авторы фильма и придумали ей для устрашения какой-то толстый пластмассовый монокль, так что когда Алена Ивановна открывает дверь студенту, из щели сначала словно бы выдвигается миниатюрная подзорная труба. Один из артистов, в принципе созданных, чтобы играть Достоевского, Юрий Кузнецов, вроде бы вполне убедительно излагает монолог Мармеладова, но, рассказывая, как его дочь Соня пошла зарабатывать свои первые тридцать целковых на пропитание семьи, говорит "одела" бурнусик, между тем как у Достоевского великим и могучим русским языком написано "надела". Тут уж, наверное, актер не виноват, просто зараза такая телевизионная: нет ни одной передачи, в которой это слово говорили бы правильно. Раскольников грамматических ошибок в монологе Мармеладова не замечает и вообще, кажется, поглощен в это время тем, чтобы его иконописный скорбный лик максимально выгодно освещался пламенем свечи.
Самым неприятным персонажем в светозаровском "Преступлении и наказании" неожиданно получилась мать Родиона Романовича (Елена Яковлева), которую авторы зачем-то наделили жадностью, не сумев толком проявить ее в процентщице. В первой серии Владимир Кошевой и Елена Яковлева по очереди читают письмо матери к Раскольникову. Переходя к пассажу, где описываются приставания педофила Свидригайлова к сестре Раскольникова Дуне, актриса Яковлева смакует слова "явное гнусное предложение" с похабной интонацией, будто интердевочка на пенсии, а в конце письма так натужно интонирует слова "рублей двадцать пять или даже тридцать", что становится понятно: мамаша Раскольникова за копейку удавится, хотя Достоевский ничего такого этими денежными причитаниями не имел в виду, кроме отчаянной бедности, в которой барахтаются самые близкие герою люди.
Но главная проблема экранизации "Преступления и наказания" не актерская и не режиссерская, а архитектурная — проблема исчезающего Петербурга. Если, скажем, толстовские балы еще худо-бедно можно снимать во дворцах по ночам, то Достоевский слишком "уличный" писатель, а чтобы показать сейчас Петербург хотя бы отдаленно его глазами, надо как-то невероятно исхитриться. Несчастные кинематографисты отыскивают относительно нетронутые куски архитектуры, что-то там такое выкраивают, выгораживают по пять метров, а потом, словно осознав тщету своих усилий, сами же все и смазывают, декорируя фасад фальшивыми вывесками типа "Распивочная" и запуская в этот вольер наспех сколоченную массовку, режущую глаз своей театральностью и советскими лицами.
По-хорошему, по-богатому для "Преступления и наказания" нужна бы компьютерная графика, чтобы Петербург Достоевского был похож на Готем или Sin City из голливудских комиксов, и в таких декорациях сама история отлично интерпретировалась бы чисто как психологический детектив с налетом соблазнительной бульварщины и минимумом философии, которую и сам не чуждый финансовых забот писатель раздувал для строкажа. Пусть даже с самого начала известно, кто убил старушку, но все равно интересно — хотя бы тем, кто до конца не дочитал,— запалится Раскольников по неуравновешенности характера или сумеет взять себя в руки и обхитрит Порфирия Петровича (Андрей Панин, который в первой серии не появляется). А тут совсем скучно становится с ходу, особенно когда на глаза попадается в качестве режиссерской находки муха в супе у Раскольникова.
Муху Достоевский в романе несколько раз выпускает со значением, но она не плавает в тарелке, а бьется в стекло, символизируя тщетные усилия героя вырваться из безвыходной ситуации. И то, что уже в первой серии муха утонула, обессмысливает все дальнейшие лихорадочные метания и искания Раскольникова, которому мудрые авторы телеверсии, знающие, чем все кончится, как бы заранее советуют лечь лапками кверху и не жужжать.