Госсоветская хроника

25 декабря президент России Владимир Путин провел традиционное предновогоднее заседание Госсовета, которое на этот раз было посвящено проблемам подготовки кадров. Но специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, как и все члены Госсовета, сосредоточился не на этом.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Этот Госсовет должен был чем-то отличаться от предыдущего. Хоть чем-то. И он отличался.

В этот раз в Малахитовой гостиной перед входом в Александровский и Андреевский залы Кремля была развернута выставка, повествующая об историческом прошлом Госсовета или института, похожего на него.

Здесь редчайшие книги из личной библиотеки президента России. То есть это настолько личная библиотека, что она не принадлежит ни одному носителю этой должности, а вместе с ней переходит от человека к человеку. По сути, она является таким же символом власти, как герб или гимн.

Так вот я посмотрел. В нее входит, например, библиотека убиенного генерал-губернатора Москвы князя Сергея Александровича, сына убиенного императора Александра II. И вот, пожалуйста, рассматривайте все, кто пришел, то есть все члены Госсовета.

А вот подносной экземпляр книги, посвященной строительству Балтийской трубной системы, какую издали в единственном экземпляре для Петра Столыпина, да только руки у него не дошли до нее: убили его. Да и трубную систему не построили.

Потом книга попала к адмиралу Филиппу Октябрьскому, который писал наркому водного транспорта Николаю Пахомову в 1930-х годах, да только и тот не успел вникнуть: расстреляли.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Авторы экспозиции и сами, кажется, не понимали, что за книги выставлены в Малахитовой гостиной. Но я-то понимал: какая история — такие и люди, такие и книги.

Но вот в личной библиотеке президента я увидел экземпляр журнала заседаний Сената, то есть Совета федерации, в котором зафиксирована отмена крепостного права в 1861 году. Тут все наконец было оптимистично. Тем более что Исторический музей к этой выставке прислал то самое перо, которым была подписана отмена крепостного права (и его сразу определили в Исторический музей, так что можно было быть уверенным, что перо именно то самое).

И теперь один из организаторов выставки втолковывал мне:

— Вот Морская коллегия на все свои заседания одну вроде бы известную рынду возит. Но почему тогда это перо не стоит на самом видном месте на заседаниях Совета федерации? Чтоб помнили!

Впрочем, кажется, участники Госсовета даже сейчас не очень интересовались экземплярами неожиданной выставки. Тем более что я не увидел на заседании спикера Совета федерации Валентину Матвиенко. Вот ее коллега из Госдумы Вячеслав Володин был, и когда я спросил, найдется ему что сказать на заседании о проблемах подготовки кадров в стране, разумно молвил: «Я бы лучше послушал».

В пристройке к Георгиевскому залу Кремля участники Госсовета по традиции снимали с елок желания и обещали исполнить их. Елки для них определены: фиолетовые ветки, голубые ветки… Волонтеры сразу разводили их по веткам. Оставалось, как обычно, исполнять.

Меня заинтересовал глава Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП) Александр Шохин. Я спросил, что происходило накануне вечером на встрече Владимира Путина с членами РСПП. Она была, конечно, закрытой, но не настолько же, как кому-то хотелось бы.

Александр Шохин дипломатично рассказывал, о чем мог, видимо, себе позволить. То есть, например, о том, что он передал письмо с предложением бюро РСПП насчет нерешенных вопросов приватизации собственности.

— Давайте, мы предлагаем, их закроем! — рассказывал Александр Шохин.— Сейчас в правительстве действительно есть законопроект, который нас почти устраивает.

— На сколько процентов? — уточнял я.

— На 75%. На две трети…— считал в уме Александр Шохин.— Почему на две трети? Потому что в нем есть две поправки, за которые мы двумя руками, но нет третьей поправки, на которой мы настаиваем. Но можно даже в Гражданский кодекс внести фразу о сроках исковой давности: что они не могут превышать десятилетнего периода по совокупности…

— Все остальное хорошо?

— Нам еще важно, чтобы была статья о том, что нарушение нематериальных прав и свобод граждан не может быть основанием для рассмотрения споров о признании сделок приватизации ничтожными и недействительными. Потому что сейчас самый простой способ деприватизировать — это объявить, что нарушаются права граждан на достойную жизнь.

— И все? Открывает дорогу?

— А это публичный интерес, который государство может защищать, даже если никто не заявляет о своем, как говорится, ущербе для себя и так далее. И это значит, что тогда любая собственность может быть обращена в государственную без компенсации. Мы считаем так: если государству нужен какой-то объект — ну национализируйте, заплатите, выкупите его у собственника!

— Проще-то деприватизировать. А выкупать дороговато, вам скажут.

— Да,— согласился Александр Шохин,— а денег-то, скажут, всегда нет.

— Президент на встрече прокомментировал ситуацию?

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Президент еще в 2023 году комментировал, что надо решить, но решения-то нет. И теперь мы передали ему письмо. Надеемся на решение… Мы хотим, чтобы была четкая формула, которая не даст возможности для интерпретации судами. Нам надо сформировать новую судебную практику, а сделать это можно, когда будет норма закона, а не такая, которая позволяет судам трактовать по-разному, кто как захочет.

— А политическая часть жизни обсуждалась? — спрашивал я все-таки у Александра Шохина.

— Я бы так сказал, что это, как правило, и есть основной лейтмотив выступления Владимира Владимировича,— кивнул господин Шохин.— И у нас это традиционно: когда экономическая часть, так сказать, заканчивается, он спрашивает, кто хочет задать вопрос, прокомментировать, и если никто уже не хочет, то он сам переходит к геополитической части. Это уже на протяжении многих лет, еще до 2022 года сложилось. Я помню, что, когда Крым присоединялся, он рассказывал про все подводные камни… Про Майдан в 2014 году… И, естественно, президент и вчера вечером говорил и сказал: «Надеюсь, ничего не утечет из этого зала…» А вы хотите, чтобы утекло?..

Что ж, некоторые подробности и так были мне уже известны. Больше всего Владимир Путин, по информации “Ъ”, говорил о переговорном процессе с США и Украиной по поводу мирного плана. Он рассказывал про договоренности в Анкоридже, про план американской стороны и про то, какие позиции тогда были, можно сказать, на ходу согласованы. И что от некоторых своих же предложений американцы отошли в результате переговоров с европейцами. И что это — слабость.

Владимир Путин утверждал, что российская сторона до сих пор готова пойти на те уступки, которые он тогда, в Анкоридже, принял для себя. То есть речь идет о том, что «Донбасс наш». Было сказано, что «вопрос о принадлежности Краматорско-Константиновско-Славянского узла не обсуждается». Но что в остальном не исключен частичный обмен территориями с российской стороны тоже.

Кроме того, Владимир Путин, по информации “Ъ”, не скрывал, что зато обсуждается вопрос о совместном с американской стороной (а не с украинской) управлении Запорожской АЭС. Американские коллеги, например, выражали заинтересованность заняться майнингом на Запорожской АЭС. Поставки электроэнергии на Украину тоже по инициативе американской стороны обсуждаются. А также, рассказывал Владимир Путин, его спрашивали, можно ли украинским специалистам работать на АЭС, а он отвечал, что они сейчас там и работают, как раньше, просто паспорта у них теперь российские.

Рядом с одной из елок задумчиво стоял лидер коммунистов Геннадий Зюганов.

Я его спросил, как он относится к возможной новогодней амнистии, о которой с президентом говорили еще члены СПЧ две недели назад.

— Я с полным пониманием,— рассказал Геннадий Зюганов.— Я инспектировал многие тюрьмы. И я с юности понял, что это не лучшее место для перевоспитания, особенно если речь про детский, подростковый возраст. Как-то изучал, исследовал биографии рецидивистов… Я поразился, что они ломались в возрасте от 12 до 15 лет. И потом уже не менялись. И я понимал, что надо же как можно скорее вынимать оттуда ребят… Тех, кто может раскаяться. Участвовал в комиссии по их освобождению и говорил, что надо их обязательно выпустить. Но не просто выпустить… Жилья у них, как правило, нет, работы нет… Деньги промотал, украл — опять сидишь… Поэтому я потом занимался их трудоустройством.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— А как же вы выявляли тех, кто еще может раскаяться и перевоспитаться?

— Я вам так скажу: если взял я с него клятву, а он клянется Матерью, Дочерью, Землей, то все,— неожиданно открылся Геннадий Зюганов.— Эти, как правило, не нарушали. Это для меня было когда-то открытие.

— Так что вы за амнистию? — уточнил я еще раз.

— Да! Я за то, чтобы амнистии проводились регулярно, чтобы как можно меньше там держать людей и чтобы они больше жили в нормальном обществе!

Губернаторы вскрывали картонные кружочки, снятые с елок, обещали велосипеды, цифровые пианино, шведские стенки, конструкторы, кресла для отдыха… Такой уж это был день. Обязательный к исполнению.

Затем было заседание Госсовета, и тоже обязательное к исполнению, как несколько раз сказал господин Путин. Оно было посвящено подготовке кадров. Многие за длинным столом в Георгиевском зале, конечно, затосковали. Да, честно говоря, почти все. И даже выступления лидеров партийных фракций, по правде говоря, были невеселыми. Пожалуй, лишь Геннадий Зюганов ввиду вечного теперь отсутствия Владимира Жириновского (нет, никак и никем не заменишь, не стоит и пытаться) держал марку и уровень.

Не зря же, когда мы разговаривали, он сказал, что, сколько себя помнит на этих заседаниях, столько помнит и фотокора “Ъ” Дмитрия Азарова, и что это уже глыба.

— А вы тогда кто? — спросил я.

— Ну, я… Я — просто мастодонт,— потупился Геннадий Зюганов.

Андрей Колесников