Искатель, боец, хранитель
К 90-летию Якова Гордина
23 декабря 2025 года исполняется 90 лет Якову Гордину — человеку, чья жизнь читается как увлекательный исторический роман. В нем есть все: бунт против судьбы по книгам Джека Лондона, опасные экспедиции, запрещенные пьесы и титанический труд по сохранению общего культурного пространства России. Его путь — это не прямая линия, а несколько мощных сюжетных дуг, каждая из которых сформировала писателя, публициста и главного редактора журнала «Звезда».
Годовщина музея «Полторы комнаты» Иосифа Бродского, Яков Гордин, главный редактор журнала «Звезда»
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
Годовщина музея «Полторы комнаты» Иосифа Бродского, Яков Гордин, главный редактор журнала «Звезда»
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ
Надоело учиться — сбежал в армию
Его приход в историю начался с бегства от готового жизненного сценария. Сын литераторов, Яков Гордин с детства был окружен книгами и разговорами об истории, но судьба филолога казалась ему слишком предсказуемой. Его романтическую натуру манили зоология и жизнь на природе. В школе он учился, по собственному признанию, «плохо, потому что читал книги» — от Ницше до редкой домашней «Антологии русской поэзии», где он впервые открыл для себя Гумилева и Ахматову.
Окончив школу, он совершил свой первый осознанный выбор. «Сразу после школы я сбежал в армию, потому что мне надоело учиться... — вспоминает он.— А я очень любил в то время Джека Лондона и понимал, что должен быть какой-то выход... А какой выход? Путешествовать не отправишься, в пираты не пойдешь — только армия. Ну вот, я пошел и попросился в армию. Меня охотно взяли, и я очень рад, что у меня это получилось».
Яков Гордин
Фото: из личного архива Гордина
Яков Гордин
Фото: из личного архива Гордина
Эта казарменная служба на Дальнем Востоке и монгольской границе, где он дослужился до помощника командира взвода, стала его главным университетом. Позже, перечитывая десятки писем, отправленных родителям, он с удивлением обнаружил: «Уже через несколько месяцев после начала службы стал просить родителей прислать учебники по истории и литературе, по которым готовятся к поступлению в университет». Так армия, задуманная как бегство от «коммунального быта», оказалась местом, где кристаллизовалось его настоящее призвание: осмысление русской истории, увиденной глазами не кабинетного ученого, а человека, познавшего суровую реальность жизни на краю империи.
Второй радикальный поворот случился уже в стенах Ленинградского университета. Проучившись два года на филфаке, он «сильно загрустил» и, встретив друга-геофизика, совершил новый резкий маневр. Гордин окончил курсы техников-геофизиков и на пять лет погрузился в жизнь экспедиций НИИ геологии Арктики. «С восторгом вспоминаю это время! Мы за сезон прошли по тайге около двух тысяч километров»,— говорит он. Этот уникальный опыт — суровая романтика Севера и физический труд, сменявшийся затем уединенной работой с текстами в Пушкинских Горах,— выковал его метод: смотреть на историю словно с высоты пройденных километров и пережитых испытаний.
Смелость и вызов
В 1965 году, уже начав публиковаться, Гордин получил отчаянное письмо из Михайловского: Псковский облисполком решил построить пятиэтажную турбазу на священном для пушкинистов озере Кучане. Гордин поехал на место. Встреча в кабинете облисполкома оставила гнетущее чувство абсурда и лицемерия, но, чтобы написать убедительный материал, нужны были факты, добытые на земле. Он съездил в Михайловское, посмотрел место, встретился со строителями. Увиденное, судя по его реакции, лишь укрепило уверенность в своей правоте: ландшафт, воспетый в стихах, готовились навсегда изуродовать утилитарной постройкой. Тогда он нашел верный редакторский ход. По совету старшего коллеги Гордин собрал под текстом подписи живых легенд: Анны Ахматовой, Вениамина Каверина, Веры Пановой, Даниила Гранина и других. Публикация с этим звездным списком возымела эффект. Строительство немедленно прекратили. «Если бы не моя миссия, стояло бы там пятиэтажное здание»,— констатирует он.
Яков Гордин
Фото: из личного архива
Яков Гордин
Фото: из личного архива
В конце 1960-х, уже подписав несколько «опасных» писем в защиту Бродского, Синявского и Даниэля, Гинзбурга и Галанскова, он попал в поле зрения КГБ. «Ну, разумеется, я понимал, что могут наступить неприятности. Они и наступили. Я попал в "черный список". Долгое время меня не издавали»,— вспоминает он.
Несмотря на запрет публикаций по всему СССР, он пытался говорить с эпохой через театр. Его пьеса «Вашу голову, император!» для ТЮЗа, подзаголовок которой гласил «Трагикомедия с жандармским фарсом», стала поворотным пунктом в карьере. Это был лихой спектакль-мюзикл о народовольцах, но главным образом — о провокаторах и карикатурных жандармах. После мытарств комиссия спектакль утвердила, публика принимала хорошо, но через полгода пьесу лично запретил первый секретарь обкома.
Книга стихов не вышла, новые договоры с театрами заключать не давали. Яков Гордин нашел парадоксальный выход: он писал пьесы и сценарии под чужими именами, а театры сознательно шли на хитрость, заключая с ним формальные договоры. Пьесу заведомо запрещали, но аванс оставался автору. «В общем, театр давал мне какие-то заработки,— с горькой иронией вспоминает он.— Но я так и не стал драматургом: советская власть мои поползновения решительно пресекла, и за это я ей благодарен». Эта школа научила его изобретательности и умению находить опору в сообществе единомышленников.
«Я не был диссидентом»,— говорит Гордин, уточняя, что не являлся активным противником советского режима. Его сопротивление было в отстаивании профессиональной и нравственной автономии в своей сфере: в публицистике, литературе, театре. О своем «оперативном деле» в КГБ, которое в 1990 году было уничтожено, он говорит сдержанно: «Бог знает, почему. Я не нахожу этому объяснения. Думаю, дело в том, что советская власть была непоследовательна».
«Звезда» как мост — через тысячи верст
Если бы работу Якова Гордина нужно было свести к одному главному вопросу, то это был бы вопрос о выборе пути, мучительный для всей русской истории. «При обращении к политической истории меня больше всего интересует дилемма: реформа или революция? — формулирует он свою сверхзадачу.— Середины между ними не бывает. Государство либо реформируется, либо рано или поздно наступает катастрофа».
Этот ключ — реформа или катастрофа — он прикладывает ко всем своим героям. Петр I в его трактовке — не реформатор, а «революционер сверху», чья утопическая ломка создала «военно-бюрократический монстр». Пушкин для него — не только поэт, но и глубокий политический мыслитель, переживавший трагедию разочарования в императоре Николае I как в реформаторе. Декабристы — это «мятеж реформаторов», отчаявшихся ждать перемен сверху. Эту оптику он применяет и к фигурам недавнего прошлого, видя многих персонажей 1990-х неотделимо от сложного этапа истории, в котором они действовали.
Из этой историософии, вырастает его миссия главного редактора «Звезды» (с 1991 года, совместно с Андреем Арьевым). Если страна периодически оказывается на роковом распутье, то одна из причин — в разрыве тканей, в том числе культурных. Журнал для Гордина — инструмент предотвращения катастрофы разобщения. Он, со статистикой в руках, спорит с мифом о смерти «толстых» журналов: 150 тыс. посещений сайта, 630 тыс. просмотров в «Журнальном зале», полмиллиона читателей в библиотеках. «Это миф, что ими никто не интересуется! Их читают миллионы»,— настаивает он. «Звезда» для него — «концентрат идей и смыслов», последний оплот качества и профессионализма в мире, где интернет стал, по его определению, «пространством без критериев».
Его главная боль и главный фронт работы — преодоление культурного «разрежения» России. Он с горечью цитирует Вяземского — «у нас от мысли до мысли пять тысяч верст» — и видит, как в XXI веке эта пропасть не уменьшается, а растет. «Библиотеки, которые в глубинке являются подчас единственными культурными центрами, закрываются»,— констатирует он, вспоминая, как в псковской деревне учителя литературы не знали имен современных авторов из-за отсутствия интернета и новых книг. В этой ситуации каждый номер «Звезды» — это мост, наведенный через эти тысячи верст, попытка сохранить единое интеллектуальное поле страны.
Поэтому его редакторский принцип: «Чем моложе человек, тем больше у него шансов опубликоваться в "Звезде"». Разумеется, если он одарен». Эта стратегия — залог того, что журнал будет представлять всю Россию, открывая новые голоса, которые и формируют будущий культурный диалог. Битва за выживание «Звезды» в условиях недофинансирования библиотек для него — продолжение его исторических штудий. Это борьба против нового «разрежения», где некому и негде будет обсуждать вечные русские дилеммы.
В свои 90 лет Яков Аркадьевич Гордин по-прежнему на передовой — не в битвах прошлого, а в сражении за будущее русской культуры. Его жизнь доказала: можно бежать от судьбы — и прибежать к своему предназначению. Можно быть запрещенным — и не сломаться, редактировать журнал — и спасать пространство мысли. И верить в людей, несмотря ни на что.