Графинины развалины
Елена Стихина спела в «Пиковой даме» Чайковского на сцене «Зарядья»
На сцене московского концертного зала «Зарядье» проходит одноименный зимний музыкальный фестиваль. На концертном исполнении «Пиковой дамы» Чайковского с участием Елены Стихиной и Ивана Гынгазова побывал Константин Черкасов.
Объясняться с Графиней (Агунда Кулаева) Герману (Иван Гынгазов) пришлось среди руин
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
Объясняться с Графиней (Агунда Кулаева) Герману (Иван Гынгазов) пришлось среди руин
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
Представлять «Пиковую даму» (1890) нужды нет, но кое-какие факты стоит напомнить. Опера создана по заказу директора Императорских театров Ивана Всеволожского без условия строгого следования оригиналу, но с переносом действия из николаевских времен в екатерининские. Во Флоренцию, где композитор и завершил оперу в эскизах за 44 (!) дня, Всеволожский отправил его с нотами опер XVIII века: в четвертой картине Графиня вспоминает романс Лоретты из модной на момент ее молодости оперы Гретри «Ричард Львиное Сердце». Либретто же, составленное Модестом Чайковским при непосредственном участии старшего брата, вобрало в себя лучшие образцы стихотворной лирики 1800–1810-х: «Вечер» Жуковского (дуэт Лизы и Полины), «Надпись на гробе пастушки» Батюшкова (романс Полины), «Шуточное желание» Державина (песенка Томского про милых девиц).
Настоящий Пушкин нашел свое место в пылком заклинании Германа в спальне Графини: «Если когда-нибудь знали вы чувство любви...».
Под знаком неясного блуждания от Пушкина к Чайковскому и прошло теперешнее полусценическое исполнение «Пиковой дамы». По замыслу режиссера Алексея Смирнова на сцене соорудили бутафорскую «благородную руину»: полуразрушенный портик с треснутым антаблементом и капителями неясного ордера. В нем немного покружился Герман, подслушивающий анекдот о трех картах,— и всё. Ко второй картине второго акта конструкцию отчасти разобрали (друг на друга сложенные колонны эффектно смотрелись за креслом Графини), а к финалу унесли совсем.
На заднике, натянутом от сцены до бельэтажа, расположились заметки и рисунки Пушкина из разных произведений, включая «Евгения Онегина» и — внезапно — лист из «Гавриилиады» с раблезианским профилем Гёте. Уверенно утверждать, что этим постановщики хотели, допустим, подчеркнуть родство Герман(н)а с Мефистофелем, нельзя. Но что колонны как образ, венские стулья в Пасторали и Елецкий, поющий арию со второго куплета в никуда, слишком явно взяты из конкретного московского спектакля — «Пиковой дамы» Александра Тителя — это уж точно. На глупости вроде поголовно играющих в карты детей, выкинутого «Славься сим, Екатерина» (интересно, по чьей воле — режиссера или дирижера?) и невесть откуда взявшихся в ночной час маленьких девочек (воспитанниц?) в спальне Графини можно было лишь закрыть глаза.
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Музыкальной стороне дела происходящее на сцене не мешало, но и не помогало: артисты существовали более или менее по инерции собственного опыта и в легкой независимости от оркестра. Находившийся за пультом МГСО Иван Рудин корректно, но без откровений вел оркестр, а за певцами следил исключительно по партитуре, не особенно обращая внимания на сцену.
Может быть, при ином подходе четче бы прозвучал сложнейший квинтет «Мне страшно». А лирическая и трогательная Лиза Елены Стихиной не проходила бы дополнительную проверку на выносливость (после триумфа певицы в «Орлеанской деве» в Амстердаме и между показами «Тоски» в Париже) в намеренно замедленных возгласах «С убийцей вместе проклята», написанных Чайковским и так-то не очень милосердно по отношению к связкам. Иван Гынгазов, чей голос на верхних нотах расцвел пышной «галузинской» брутальностью, как Герман слишком прост: мучительные внутренние диалоги персонажа с самим собой ему не слишком ведомы, оттого сложнейшая по психологическому напряжению сцена «В казарме» оказалась «проболтанной».
Компенсацией в этой же сцене стало исключительное (мороз по коже, все слова ясны) звучание Государственного русского хора имени Свешникова (художественный руководитель — Екатерина Антоненко).
С точки зрения искусства вокала лидировала Полина Шароварова, чье красивое, аккуратное и безупречно сфокусированное меццо-сопрано придало «Подругам милым» одухотворенный шарм светских камерных салонов. С той же точки зрения, но в отрицательном смысле — Константин Шушаков (Елецкий), прозвучавший блекло и характерно. Беспроблемно и с азартом провел партию Томского Ганбаатарын Ариунбаатар. Но с позиции опыта и мастерства героиней вечера следует назвать Агунду Кулаеву, чья Графиня оказалась не столько властной русской барыней, сколько чинной и элегантной — и в игре, и в пении — женщиной без возраста. И в этом — главный итог концерта, уж какой есть: одной достойной Графиней стало больше.