Спецпредставитель МИД Великобритании по вопросам изменения климата ДЖОН ЭШТОН во вторник посетил Москву с однодневным визитом. В интервью корреспонденту Ъ АЛЕКСАНДРУ Ъ-ГАБУЕВУ он рассказал о том, как в ЕС борются с глобальным потеплением и угрожает ли это экспортным планам "Газпрома".
— Как развивается диалог между Россией и Европой по вопросам изменения климата?
— Я был поражен степенью энтузиазма российских чиновников. Когда я встречался с господином Шуваловым (Игорь Шувалов, помощник президента РФ.— Ъ), он выражал полную готовность сотрудничать. В ЕС этот вопрос давно закрыт — существует общее понимание того, что изменение климата представляет угрозу для европейской безопасности. Но мы считаем, что Россия — очень важный игрок на мировой арене, а потому хотим учитывать и ее интересы. Мы хотим предложить международный правовой механизм, в котором действия России согласовывались бы с европейскими и общемировыми.
— Что это за механизм?
— У нас уже есть опыт создания подобного механизма — это Киотский протокол, который регулирует нормы выброса углекислого газа. Мы рассчитываем после 2012 года, когда срок действия протокола истечет, разработать новый документ — более всеобъемлющий и выгодный для всех. Например, в рамках этого механизма любая компания в России, которая захочет быть более энергетически эффективной, смогла бы получать кредиты для внедрения энергосберегающих технологий.
— Какую роль в этом процессе могут сыграть гиганты российской энергетики?
— Я уверен, что "Газпром" и другие российские энергокомпании могли бы получить от этого немалую выгоду. Одной из возможностей является развитие энергосберегающих технологий — этим уже занимаются многие ведущие европейские концерны, включая Shell и BP. Разработка подобных технологий — очень ценный актив. Другая возможность — увеличение эффективности использования энергоресурсов внутри страны. Чем более экономно будет расходоваться газ в России, тем больше сможет продавать "Газпром" своим зарубежным покупателям.
— То есть если "Газпром" хочет сохранить передовые позиции, ему следует превратиться из простого экспортера углеводорода в технологического лидера?
— Это же общемировая тенденция! Даже самые консервативные энергокомпании вроде американских осознали важность проблемы и давно работают в этом направлении. Их усилия направлены не на то, как помешать этому процессу, а на то, как принять в нем участие и заработать.
— А ЕС не боится, что эти процессы могут отразиться на цене российского газа?
— Даже по самым оптимистичным прогнозам, в ближайшие десятилетия Европа все равно останется крупным рынком для сбыта российского газа. Мы же не собираемся вдруг взять и перестать закупать российский газ! Да, в ближайшие годы нам придется серьезно сократить потребление газа для домашних нужд и перейти на электричество. Но это не значит, что мы перестанем закупать газ — просто мы будем сжигать его не дома, а на электростанциях, оборудованных всем необходимым для поглощения углекислого газа.
— То есть противоречий между ЕС и Россией по вопросам изменения климата и внедрению энергосберегающих технологий возникнуть не должно?
— Надеюсь, нет. Разумеется, кто-то хочет активно участвовать в этом процессе и проводить глубокую трансформацию своей экономики, а кто-то не относится к этому достаточно серьезно или не хочет принимать ответственные политические решения — не буду называть конкретные страны. В любом случае существует дилемма, перед которой поставлены мы все: никто не хочет проводить экологические меры в ущерб экономическому росту. Если вы заявите о готовности принести в жертву рабочие места, то никакие выборы не выиграете! Но надо четко уяснить, что нынешняя система энергопользования ставит под угрозу экономический рост в принципе, так что мы в любом случае будем вынуждены что-то изобретать.
— Но для развивающихся стран вроде России этот вопрос более сложен, особенно перед выборами. Вы не опасаетесь, что в России он подвергнется политизации?
— Могу сказать лишь одно: мы не преуспеем, если будем кричать друг на друга и говорить, что кто-то должен делать больше, а кто-то меньше. Подобные споры мы наблюдаем в ходе дискуссий о мировой торговле — в итоге переговоры идут годами. Но проблема изменения климата в том и заключается, что времени спорить у нас уже нет.