В ноябре "Ингосстрах" отметил круглую дату — 60 лет. К юбилею страховщик оказался в центре громкого скандала: объявившая себя владельцем 38,46% его акций чешская группа PPF Investments обвинила мажоритариев — структуры Олега Дерипаски — в размывании миноритарных пакетов и подала иск в суд. Последним новостным поводом в этом конфликте стало письмо миноритариев главе "Ингосстраха" Александру Григорьеву, в котором он обвиняется в предвзятости и защите интересов основного владельца. О своих интересах в "Ингосстрахе" бывший банкир АЛЕКСАНДР ГРИГОРЬЕВ рассказал в интервью Ъ.
— Давайте с письма возмущенных миноритариев и начнем. По их словам, вы, как гендиректор компании, знали, что собрание акционеров 8 октября, где было принято решение об увеличении уставного капитала компании в четыре раза, готовится и прошло с нарушениями. И, как говорится в письме, они рассматривают привлечение вас к персональной ответственности.
— Во-первых, письма я не получал. Можете убедиться в канцелярии, что его нет. Мне звонили журналисты, предлагали прислать это письмо, но я занимаю принципиальную юридическую позицию: если вы меня в чем-то обвиняете, пришлите документ непосредственно мне. Адрес известен — Лесная, 41. Я каждый день на работе. С точки зрения содержания, как могу судить из пересказов, это правовой абсурд. Я не подписывал никаких документов о проведении собраний, это не входит в мои полномочия. Я не собирал собрание, не назначал место и время проведения собрания. Я не мог знать о нем — его инициатором был один из акционеров. Протокол собрания, который предоставляет регистрационный центр, проводивший собрание, я обязан подписать, но это ответственность регистратора.
— В этом письме говорится о том, что в результате скандала капитализация "Ингосстраха" упала в два раза: по данным РТС, с $2,2 млрд до $1 млрд.
— С точки зрения обвинения меня в ущемлении чьих-то прав и того, что мои действия привели к понижению стоимости компании, я подам в суд за клевету. Мои адвокаты уже работают над этим. Подам в суд за клевету на господина Брзобогаты (Томаш Брзобогаты — глава PPF Investments.— Ъ) и выставлю ему большую сумму за нанесение вреда моей деловой репутации.
— Какой будет сумма?
— Адвокаты посчитают, исходя из вполне логичных и объективных данных. Когда я принимал компанию (в апреле 2005 года.— Ъ), она стоила $400 млн, сейчас ее стоимость колеблется, по оценкам различных независимых экспертов, от $2,5 млрд до $3 млрд. Поэтому в связи с обвинениями в нанесении мною ущерба стоимости "Ингосстраха" и моих неадекватных действиях подам в суд за клевету. Это точно.
— Какова ваша личная позиция в конфликте акционеров?
— Мне все равно, кто из акционеров увеличивает капитал. Для работы и реализации стратегии по развитию компании до 2012 года нужно увеличение капитала до 10 млрд рублей. Миноритарным акционерам никто не мешает участвовать в этом. Их доля не размывается, их интересы не ущемляются. Это яркий пример спекулятивного нестратегического инвестора, тем более что они официально заявили, что продали половину своей компании итальянскому холдингу Generali. Если PPF Investments пришел в "Ингосстрах" для того, чтобы его развивать,— милости просим, развивайте.
Кроме того, они всем говорят, что полностью раскрыли о себе информацию в соответствии с российским законодательством. Но я вам могу сказать, что до сих пор не представлено в совет директоров компании никаких документов, которые хоть как-либо свидетельствовали о том, что они акционеры. Ни одного письма и ни одного представления их, как акционеров, не было. Вот с Олегом Владимировичем Дерипаской я встречаюсь регулярно — он звонит, вызывает на доклад. "Ингосстрах" — это российское достояние. И у меня есть идеологическая позиция — хочу, чтобы мы здесь, в своей стране, стали обеспеченными, а не в Чехии. Чехия как место капитализации "Ингосстраха" меня не устраивает. А Россия интересует. Именно поэтому стратегический инвестор Дерипаска, по-моему мнению, ведет себя корректно, а якобы появившийся новый миноритарный акционер ведет себя некорректно, перепродав свою долю еще куда-то.
— Когда вы последний раз встречались с господином Дерипаской?
— 16 ноября — на празднике 60-летия компании. Но тему акционерных споров не обсуждали, это не мой вопрос. Кроме того, 22 ноября был совет директоров — на нем присутствовали три представителя Александра Леонидовича Мамута. И как и все два года работы в "Ингосстрахе" я нарадоваться не мог — как два крупных акционера душа в душу жили,— так и сейчас, на последнем совете директоров представители миноритариев не высказали никаких претензий. Они одобрили деятельность компании по итогам девяти месяцев 2007 года. А внебалансовые, если хотите, офшорные чехи — это миф какой-то, правовой бред.
— Помните, когда в 2005-м вы пришли на пост главы "Ингосстраха" после удачной продажи Дельтабанка "дочке" General Electric, на рынке все говорили, что вы займетесь предпродажной подготовкой "Ингосстраха".
— Продажи, как видите, нет.
— Ну, если не учитывать появления иностранных акционеров в виде PPF Investmens, то действительно нет.
— Глобальная продажа всегда осуществляется в интересах мажоритарных акционеров. Насколько мне известно, они ничего не собираются продавать.
— А ваш контракт гендиректора "Ингосстраха" на какой срок заключен?
— 31 марта 2008 года он истекает. Пока неизвестно, собираются ли его продлевать, надеюсь на пролонгацию. Мне интересно работать в "Ингосстрахе", мы разработали стратегию развития компании до 2012 года. К этому сроку должны будем занять 12% страхового рынка. Сейчас у нас около 10% (сборы "Ингосстраха" по итогам девяти месяцев — 25,5 млрд рублей.— Ъ). Компания занимает лидирующие позиции по добровольным видам страхования, в частности по автострахованию, имущественному страхованию юридических лиц, ДМС, страхованию путешествующих и т. д. За скобки наших приоритетов вынесено ОСАГО.
— Боитесь убытков?
— Мы всегда считали, что ОСАГО в нынешнем виде — это слишком высокий риск, и никогда не делали на него ставку. Госдума и Совет федерации недавно одобрили поправки в закон об ОСАГО — ввели процедуру прямого урегулирования (за выплатой надо идти к страховщику, у которого был куплен полис ОСАГО.— Ъ), повысили выплаты по ущербу жизни и здоровью до 160 тыс. рублей на каждого пострадавшего. С точки зрения клиента, все правильно. Это верный подход, прямое регулирование должно быть. Но, к примеру, во Франции прямым урегулированием занимаются около шести компаний, а в Германии — примерно десять, и все они капитализированы и со 100-летней историей. У нас же ОСАГО занимаются 168 компаний, из которых капитализировано по большому счету три. Если все законодательные изменения произойдут в том виде, как они сейчас приняты, а тарифы в течение года-двух сохранятся, то из ОСАГО надо уходить. Это будет глубоко убыточный вид страхования.
— Какова у вас убыточность по портфелю ОСАГО?
— 88-89% от сборов по этому виду (по данным Росстрахнадзора, сборы по ОСАГО "Ингосстраха" за девять месяцев 2007 года составляют 3,1 млрд рублей.— Ъ). И по оценкам наших актуариев, изменения, которые внесены в закон об ОСАГО, дадут рост убыточности еще на 40-45%.
— Задача по стоимости компании в стратегии ее развития до 2012 года известна?
— Да, акционер планирует, что компания будет стоить не менее $5 млрд. И мы должны иметь около 150 млрд рублей сборов. По итогам 2007-го планируем выйти на 50-55 млрд рублей. Приоритетными будут автокаско, ДМС и имущественные виды страхования.
— А как же страхование жизни? Все иностранные компании, выходящие на российский рынок, делают ставку именно на страхование жизни. И по оценкам аналитиков Дойче Банка, к 2016 году объем этого рынка достигнет $8 млрд с нынешних $300 млн.
— Со страхованием жизни ничего кардинального за эти пять лет не произойдет. Не будет бума "жизни", как многие того ожидают. Дело в том, что за это время не сложится ментального отношения россиян к страхованию жизни. На это требуется 20-30 лет. И никакой рост доходов отдельной семьи не влияет на стремление страховать свою жизнь. Я со своими коллегами участвовал в запуске потребительного кредитования в 2000 году в нашей стране. И я могу вам рассказать, как люди тратят деньги. Первое, что они приобретают, как только появляется возможность откладывать какие-то средства,— это стиральные машины, холодильники и т. д. Это первый блок — товары длительного пользования. Далее в семье из двоих взрослых, двоих детей с доходом, допустим, 100 тыс. руб. в месяц возникают траты на путешествия. Семья начинает раз в год или два выезжать на отдых. Затем возникает потребность в автомобиле, затем — новая мебель, квартира, ДМС и только потом — страхование жизни. После ипотеки и ДМС. Представляете, как это не скоро?! Поэтому по поводу страхования жизни мы особых иллюзий не питаем. К 2012 году "дочка" "Ингосстраха" по страхованию жизни должна собрать $120-125 млн. Сейчас она собирает $20 млн.
— Но не только иностранцы говорят о том, что страхование жизни — будущий локомотив рынка. Глава "Ренессанс Страхования" опытный инвестор Борис Йордан тоже неоднократно заявлял об этом.
— Я читал в прессе, что он намерен создать не страховую группу, а инвестиционную — зарабатывать на том, чтобы вкладывать страховые деньги. И я с этим подходом категорически не согласен. Есть принципиальная разница между заработком для инвесторов и страховой защитой населения. Мы зарабатываем на страховых резервах для того, чтобы платить убытки, а не для того, чтобы выплачивать деньги инвесторам. Мы собрали премию, создали резервы, их проинвестировали, добились высокой доходности, выплатили всем убытки и получили прибыль. Функция страховой компании — оберегать население и корпорации. Функции инвесткомпании — управлять деньгами.
— Но у вас в структуре есть компания, которая управляет резервами "Ингосстраха", и вас тоже можно заподозрить в спекуляции на инвестициях страховых денег.
— Да, УК "Ингосстрах Инвестиции" есть. Мы ее для инвестирования и создали. Но не изменяем стратегическую идеологию компании, мы страховая компания, а не инвестиционная. Господин Йордан изложил американский принцип. В глобальном страховании работают два идеологических принципа — американский и европейский. Американский — страховая компания "бежит" на два-пять лет в сферу, которая выгодна. Как только она становится невыгодной, она убегает оттуда. Потому что нет доходов, нет бонусов менеджерам и т. д. А европейская страховая компания стабильно десятилетиями защищает население и корпорации. И на этом зарабатывает репутацию. Американские компании зарабатывают деньги. И заметьте — только европейские страховщики и перестраховщики на мировом рынке обладают железной репутацией — Generali, Allianz, LLoyd`s, Munich Re, Swiss Re.
Господин Йордан считает себя русским, но провозглашает американский подход к страховому делу. В нашей стране этот подход недопустим! Дело в менталитете — в американской 200-летней истории каждый второй — авантюрист и путешественник. А у нас таких наперечет: Афанасий Никитин, Ермак, Пугачев и Седов, Беринг — из тех, кто осваивал русский север и Сибирь. Менталитет населения России генетический, он евро-азиатский. Стабильность превалирует над доходностью.
— И типичный клиент "Ингосстраха" разделяет эту точку зрения?
— Наш клиент особенный. Два года назад мы провели психографическое исследование и установили, что российское население условно делится на четыре типажа: "европеец", "начинающий", "оптимизатор" и "консерватор". "Европеец" — современный человек в возрасте от 20 до 55 лет, который хочет жить по-европейски: машина, дом, дача, друзья, рестораны. Типаж менеджера. Он может не получать еще $3 тыс. в месяц, но он хочет так жить, и купив первую в кредит машину, он ее точно застрахует. Так же будет и с квартирой. "Начинающий" — это тот, кто еще не дотягивает до "европейца". Это молодые люди, только что окончившие институт. Они приходят работать в "Ингосстрах", "Газпром", "Роснефть", ИД "Коммерсантъ" наконец. Они хотят стать кем-то значительным. У них все ценности современные западные. Они тоже страхуются. Вот эти две категории — наши клиенты.
Далее следует сложный чисто российский типаж — "оптимизатор". Это люди (их 25% населения), которые ищут, где подешевле. Это клиенты МММ, продавцы "Гербалайфа". Их задача — найти скидки побольше, депозиты подороже и страховку подешевле. Это не наш клиент. К нам "оптимизаторы" попадают, но редко.
— Тарифы задираете?
— Вовсе нет. Например, по страхованию автомобилей Mercedes наши тарифы одни из самых конкурентных. Но у "оптимизаторов" Mercedes встречаются редко. Они скорее ездят на Renault, Volkswagen и т. д. И наконец, "консерваторы" — это клиенты "Росгосстраха". Это бабушки-старушки, как мы их называем. Психографика — сильная вещь. И вот когда мы в честь 60-летия "Ингосстраха" запустили акцию — при покупке страховки 60 дней ее действия в подарок,— мы зацепили "начинающих" и "оптимизаторов". Мы им хотим доказать, что наш сервис лучше. "Оптимизатор" всегда пробует. А старушка к нам не придет, потому что "Волгу" в семье 70-летнего полковника российской армии 30 лет страховал "Росгосстрах". У нас для "Волги" тариф автокаско — 18%. Это дорого.
— У вас правда нет в портфеле каско застрахованных "Волг" и "шестерок"?
— Нет. Где-то в регионах "Волга" или "Жигули" могут проскочить. Но тариф такой, что только самые оптимистичные "консерваторы" к нам могут прийти.
— Понятно, страхуете только в крупных городах.
— Не только. Берите Старый Оскол в Белгородской области, где живет чуть более 200 тыс. человек. Есть металлургический комбинат. Если город от 50 тыс. до 100 тыс. населения, мы открываем небольшой офис. В каждом городе есть наша категория клиентов. Просто в какой-то области их таких три человека, в Сургуте же с населением почти 300 тыс. человек — половина наших клиентов с точки зрения типажа.
— Вам, как главе одного из крупнейших страховщиков, должна быть интересна "Стратегия развития страховой отрасли в РФ на 2008-2012 годы", которую Минфин внес в правительство. Видение государством развития страхового сектора совпадает с вашим взглядом на отрасль?
— Документ, внесенный в правительство,— это не стратегия развития страхового рынка. Это тезисы о принципах регулирования страхового рынка с позиции Минфина. Стратегия должна содержать ответы на следующие вопросы: какой рынок мы создаем, при наличии национального страхового капитала или при его отсутствии. Какова должна быть доля страховых премий в ВВП, какие виды страхования должны быть обязательными. Далее — по вопросам регулирования должна быть конкретика: мы переходим на МСФО или нет. Каков должен быть метод оценки резервов — актуарный или аудиторский, но главное — стержнем стратегии должна быть основная функция страхования — страховая защита жизни человека, а следовательно, необходимо определить ее стоимость. Безусловно, понимая, что человеческая жизнь бесценна.
Ответов на все эти вопросы в данном документе я не нашел, к своему сожалению. У "Ингосстраха" есть ответ на каждый вопрос, но это наша личная позиция. А стратегия — это позиция государства по отношению к страховому рынку. То, что иностранцы активно скупают российских страховщиков, говорит о перспективности российского рынка. И государство, на мой взгляд, должно понимать, что этот рынок должен быть перспективен для российского капитала. Зачем его отдавать на Запад?
— И это говорит продавец Дельтабанка General Electric! Вы по банковскому делу не скучаете?
— Не считаю себя продавцом. У меня единственный опыт продажи — Дельтабанк. И в сделке незаслуженно забывают имя Кирилла Дмитриева. Это управляющий директор Дельтафонда, который эту сделку вел и убеждал инвесторов. Меня все время в связи с этой историей называют, а его забывают. Это лучшая сделка, потому что мы должны были продавать банк через пять лет, в 2008 году, а продали через 15 месяцев.
Менеджмент Дельтабанка пытался сохранить уникальную динамику и достичь высоких результатов. Но банк стал ДжиИ Мани Банком, и команда, которая пришла, не смогла удержать завоеванные позиции. Я уходил из прибыльного банка, а сейчас "ДжиИ мани" убыточный банк. Если брать банк "Русский стандарт", то он был, есть и останется лидером своего направления по одной простой причине. Это лучшие технологии на рынке и одна из лучших команд. Но сейчас проблематика банка заключается в том, что его команда уходит. То, что банк стратегически не рассчитал свое развитие и не просчитал последствия, жалко, но банк переживет. Я скучаю по "Русскому стандарту" в том плане, что для всего рынка появление такого института, как потребкредитование, было событием, а для меня — огромным жизненным опытом. Мы с коллегами создали сектор, который сейчас зашкаливает за $100 млрд. Это приятно.
Но страховой бизнес намного сложнее, чем банковский, и в то же время обширнее. Страховая компания знает клиента намного глубже, чем банк. Отношения тут и дольше, и деликатнее. Банк видит только кредитные риски. Он смотрит на команду, на учет, на запасы. А страховая компания все это страхует. Если мы идем на склад, чтобы его застраховать, мы его снизу доверху выворачиваем. Мы беседуем с сотрудниками, проверяем пожарную сигнализацию, говорим с ЧОПом, делаем свою инженерную оценку. Меня продолжают называть банкиром, а не страховщиком. А я себя и вовсе считаю менеджером.
— Роль менеджера вас устраивает? Нет желания открыть собственный банк, страховщика?
— У меня есть собственный бизнес в сфере IT, туризма, авто... По корпоративному кодексу "Ингосстраха" не могу владеть банками и страховыми компаниями. У меня был бизнес в одном банке, но я продал свою долю, потому что так гласит кодекс "Ингосстраха". Чтобы сейчас сделать хороший розничный банк, нужно более $200 млн. У меня таких средств нет. Мой капитал поменьше. Но дело даже не в этом — за время работы в "Ингосстрахе" я прикипел к нему. Мне очень интересно работать в такой компании и самому развиваться.