рекомендует Ольга Лузина
Античным Стабиям не повезло еще больше, чем Помпеям и Геркулануму. Извержение Везувия в 79 году превратило все три поселения в каменные могильники, и открыли их только в XVIII веке. С тех пор в Помпеях и Геркулануме работы, хоть и вяло, но продолжались, а Стабии немножко раскопали, потом засыпали и забыли. Они не стали сенсацией конца XVIII века, как Геркуланум, просвечивающий в юном европейском неоклассицизме, да и к помпейскому стилю начала XIX века не имеют отношения.
Это с одной стороны. А с другой, Стабиям повезло просто фантастически. Их переоткрыли уже в середине XX века, их не тронули XVIII и XIX века, когда раскопки были похожи скорее на кладоискательство, если не на мародерство. В Помпеях каждый год толкутся два с половиной миллиона туристов, и они как вытоптанный участок с остатками стен и мостовых, сувенирными киосками и табличками "фреска такая-то хранится в музее таком-то". В Геркулануме попадаются фрески и мозаики, налет древности не выветрился до конца — сюда как-никак приезжает раз в десять меньше народа. А в Стабиях полномасштабные работы только начинаются, и есть шансы, что это будет идеальный археологический парк. Его проектирует архитектор Лео Вароне. Он предполагает не просто раскопать Стабии, но создать инфраструктуру вокруг других городов-жертв Везувия, объединив их в крупный комплекс. Они ведь очень разные: Помпеи и Геркуланум были торговыми городами, в Боскореале находились фермерские хозяйства, а в Стабиях — поселок для элиты и морской курорт.
Виды Неаполитанского залива, идеальный климат, термальные источники — летом здесь, по версии Вароне, вершились настолько важные дела, что Стабии фактически были сезонной столицей империи. Это продолжалось полтора века, до злополучного 79 года. Неподалеку на побережье стояли дачи Юлия Цезаря, императора Августа и Цицерона. Предполагается, что древнеримская Рублевка состояла из десятка участков с виллами, каждый по сто-двести соток, где время от времени жили и принимали гостей сенаторы, деловая элита и местные аристократы. Политику ведь и тогда делали скорее в бане и за бокалом вина, нежели за столом переговоров.
Вероятно, собственно курортом была обширная вилла Дель Пасторе (ее назвали так по обнаруженной там скульптуре пастуха) — на ее территории не нашли жилых помещений, только сады и лечебное спа. Вилла Сан Марко (на ее месте в XVIII веке поставили часовню) явно предназначалась и для жилья, и для крупных приемов. В том числе пищи. На скромном по рублевским меркам пятачке в 110 соток забабахали грандиозный комплекс: дворики с колоннадами, трапезные с квадратным столом и тремя кушетками для трех гостей каждая, кухня, где легко помещалась сотня человек, разнотемпературные ванны, два внутренних сада и фонтан. Вилла, разумеется, обустраивалась не только ради комфорта, но и из тщеславия — на знатных гостей полагалось произвести неизгладимое впечатление. Строили самые известные архитекторы, украшали самые прославленные художники. Фрески полировали воском, и комнаты напоминали лакированные драгоценные шкатулки.
Главная интрига раскопок в Стабиях — фрески. В Помпеях и Геркулануме нашли очень много настенной живописи: герои мифов, пейзажи и натюрморты, любовные сцены, рекламные вывески, указатели. В простых домах и на улицах сюжеты в основном незамысловатые, композиции бесхитростные. Зато в знаменитой вилле Мистерий, расположенной в километре от Помпей, — многофигурное повествование о таинстве Диониса и Ариадны и много чего еще того же уровня. Похожего ждут и от Стабий, чьи обитатели могли себе позволить расписать виллу снизу доверху. Да они и позволяли — фрески находят на потолках и даже в комнатах прислуги. Конечно, помпейское изобилие бытовых сюжетов и разливанную эротику в Стабиях вряд ли найдут. Это все-таки сенаторские виллы, а не винные лавки с мини-борделями на втором этаже. Тут самый интимный жанр — портрет, тут все по-взрослому, по-государственнически: копии с прославленных греческих живописцев, мраморные аллегории, маски, купидоны, пейзажи с архитектурой, гордость местной флоры и фауны. Словом, отличное средство продемонстрировать богатство, высокое положение и эрудицию. Хотя и не единственное. Кроме фресок, можно и нужно было завести домашнюю библиотеку, хорошего повара, пруд с экзотическими рыбами, придворных философов и поэтов, драгоценности и серебро. Однако создать атмосферу "золотого века", о котором античный мир не уставал вздыхать, позволяла именно настенная живопись.
В Эрмитаж из Стабий привозят около 70 фресок, керамику, бронзу, рельефы из искусственного мрамора. Всего более 170 предметов. Большая часть фресок сделана с 30 года до н.э. по 60 год н.э., это так называемый третий помпейский стиль. Стены оформляли как орнаментальные панно, в центр помещали небольшие мифологические или идиллические сцены, обычно копии с греческих живописцев. Поскольку от них остались одни вазы, на эти копии вся надежда искусствоведов-античников. Иногда в центр панно просто помещали летящую фигурку, а на полосах поверху и понизу разбрасывали мелкие изображения животных и птиц. Все это писалось крайне тщательно и тонко и лишь подчеркивало блестящую плоскость стены — белой, желтой, красной или черной. Эти изысканные вещи показывают в залах Боспора в Новом Эрмитаже, только что там реконструировали росписи по эскизам Лео фон Кленце в том самом помпейском стиле XIX века.
Латинское "otium ludens" — это "досуг, полный забав". Его противоположность — коммерция, "negotium". Отсюда пошли "негоция" и "негоциант", недосуг и недосужий человек. Этимологически отдых был для римлянина поважнее дел. В гораздо менее деловом русском все ровно наоборот: "дело" первично, а из него уже растет "безделье". Лень-то, пожалуй, еще вперед римлян родилась.
Эрмитаж, до 30 марта