Хулители всего массового и неэлитарного могут, конечно, поставить в вину Джиму Гаррисону сам факт, что по его повестям сняли вполне мейнстримовые кинофильмы ("Месть" с Кевином Костнером в 1990-м и "Легенды осени" с Брэдом Питтом в 1994-м). Но единственное, в чем действительно можно упрекнуть,— это безвкусная обложка русского издания его повестей. На ней подробно нарисованы Брэд Питт и Джулия Ормонд из "Легенд осени" — не очень похоже, но очень слащаво. Зато — вероятно, для того чтобы эту картинку уравновесить,— в аннотации на задней стороне обложки книги писатель Гаррисон рекомендуется как "сосед и соратник (их ранчо в Монтане стояли рядом) идола контркультуры Ричарда Бротигана".
Возможно, какие-то добрососедские отношения у семидесятилетнего на сегодня Гаррисона и трагически умершего в 1984-м автора "Ловли форели в Америке" когда-то и были, но проза Гаррисона, конечно, не имеет никакого отношения к принципиально альтернативному творчеству Бротигана. Тексты Гаррисона крепкие, увлекательные, умные и одномерные — за что мы его и ценим. В традиции отчасти Хэммета, а отчасти Джека Лондона — но не так, как они,— Гаррисон пишет про путь мужчины, про силу силы и слабость слабости. Его герой всегда одиночка и всегда идет к одной и той же цели — к тому, что для него правильно. В отличие от настоящих, живых мужчин герои гаррисоновские часто действительно понимают, что именно будет для них правильным. Так что Гаррисону легко можно приписать поверхностность и упрощение жизни. Наряду с излишней сентиментальностью и слегка сермяжной американскостью. Все это ему приписать и следует, имея только в виду, что все эти качества — несомненные достоинства его текстов.
Сборник "Легенды осени" был выпущен в Штатах в 1979 году. Кроме превращенных впоследствии в фильмы "Мести" и "Легенд осени", там имеется также повесть "Человек, который отказался от имени". Она очень хорошо переведена Виктором Голышевым, так что можно прочувствовать четкую простоту гаррисоновского изложения — он пишет по-человечески.
Герой этой повести носит фамилию Нордстром — текст начинается с того, как он в полном одиночестве танцует в собственной гостиной. "Подбор музыки был эклектичный и зависел от настроения: в один и тот же вечер могли сойтись "Жемчужина" Джоплин, "Бич Бойз", "Весна священная" Стравинского, Отис Реддинг и "Грейтфул Дэд"". Гаррисоновский герой не просто танцует под эту музыку — он с этим попсово-интеллигентским набором идет к освобождению. Освобождение мистера Нордстрома сегодня назвали бы словом down shifting. Он бросает место вице-президента нефтяной компании и становится поваром в забегаловке на одном из островков у побережья Флориды — "однажды, во время рыбной ловли, он насчитал тысячу оттенков бирюзы в воде". Но до того как этот день настал, Нордстрому пришлось попотеть, стряхивая, вернее отрывая от себя, все составляющие благополучной американской жизни. Вернее, сначала, как водится, оторвалась сама — ушла к другу — жена, а потом стало отпадать все остальное. Дружеские и профессиональные связи, интерес к карьере, потребительский пыл — в общем, все, что замутняло зрение, не давало посмотреть на жизнь трезво. В случае Гаррисона именно трезво — на какое-то особенное проникновение в суть вещей этот автор не претендует. Зато в нем начисто отсутствует экзальтация. Там, где другие, например, преисполняются негодованием, этот автор лишь приподнимает бровь: "Он вспомнил, до чего мало радикалов 60-х годов совершили что-нибудь такое вызывающее — например, отказались платить налоги,— чтобы угодить за свои убеждения в тюрьму. Смахивало на шарлатанство — нынче, кажется, у большинства из них свои бутики. Было в этом что-то забавное, хотя непонятно, что".
Настоящего мужчину не заботят судьбы левого движения, важно отличить главное от неглавного и сделать правильный выбор. Нордстром сделает такой выбор только после того, как выпутается из вполне кровавой заварухи, неожиданно показав себя настоящим мужчиной воином и охотником, а не просиживателем штанов в конторе. Гаррисон заботится о читателе и уж совсем без интриги с убийством его не оставляет — хотя сюжет в "Человек, который отказался от имени" куда менее напряженный, чем в "Мести" и "Легендах осени".
Так что вот вам три повести Джима Гаррисона — в каждой имеется настоящий мужчина плюс любовь и кровь в пропорции. Удовлетворение для нередкого читателя, который все это любит, гарантировано. И не надо пугаться ни простоватой физиономии Брэда Питта, украшающей фасад этой книги, ни "идола контркультуры Ричарда Бротигана", помещенного на тыльной стороне.
СПб.: Азбука, 2007
Путешествие без карты
Грэм Грин М.: Вагриус, 2007Грэм Грин так популярен в России, что трудно предположить, что не все его произведения переведены на русский. Оказывается, непереведенное все-таки есть — короткая автобиография, несколько эссе и два путевых романа. Все это вышло сейчас в издательстве "Вагриус".
"Литературу и жизнь нельзя разделять. Если то или иное столетие представляется в творческом, поэтическом смысле пустым, справедливо заключить: такова была сама жизнь, без напряжения, без накала страстей",— пишет Грин в эссе о своем любимом писателе Генри Джеймсе. Но если бы теория, что интересную литературу порождает интересная жизнь, была бы верной, то книгам самого Грина грозила бы участь стать неинтересными. "Монотонность и однообразие" — вот нота первых лет его жизни, прошедших на улицах Берхемстеда, графство Херфордшир: все воспоминания о них сводятся к описанию визитов бесконечных тетушек, воскресных чаепитий, невеселых дней в школьном пансионе, где, вдобавок к прочим бедам, отец Грина был директором. На первых творческих неудачах заканчивается повесть "Часть жизни" — единственное автобиографическое из когда-либо написанного Грином.
Именно скука, очевидно, и толкала Грина на поиски приключений, главными из которых стали поездки по Мексике и Либерии, вылившиеся в две путевые повести: "Путешествие без карты" (Мексика, 1938) и "Дороги беззакония" (Либерия, 1935). Правда, и здесь главной темой оказываются разочарование и скука. Тяга к дальним странствиям оборачивается малярией, поносом, вечным страхом перед завтрашним днем, плутоватыми проводниками, безвкусной едой и застывшими во времени тоскующими колониальными генералами. Вместо живописных пейзажей — москиты, неистребимые мексиканские тараканы размером с майских жуков и столь же неистребимые вездесущие либерийские крысы.
Романтику, экзотику и шпионские страсти читателю этих путевых заметок надо домысливать самим. В книге же не сказано ни слова про то, что Грин совершал свои путешествия не просто так, а в качестве сотрудника британской разведки MI6. А потому, что про это ничего не сказано, заметки Грина кажутся просто историей про то, как писатель отправился за три моря в поисках интересности, да так ее и не нашел.
Предчувствие шестой волны
СПб.: Амфора, 2007Оказывается, отечественная фантастическая литература считается в волнах. Первая — от начала до Ефремова, потом еще четыре, а потом — последняя, пятая, со второй половины 90-х до настоящего времени, иначе говоря от Пелевина до Лукьяненко. Шестая еще только ожидается, но вскоре хлынет несомненно. Этому ожиданию посвящен сборник, составленный писателем-фантастом Андреем Лазарчуком. И хотя сборников современной фантастики сейчас выходит достаточно, этот очевидно выбивается из общего ряда. Во-первых, здесь нет ни одного известного имени; более того, ни одного автора, готового похвастаться хотя бы одной опубликованной книжкой. Во-вторых, все эти авторы пришли с одного литературного семинара для молодых писателей, который проводил все тот же Лазарчук. И в-третьих, что самое удивительное,— в нем собраны качественные вещи.
Возможно, сборник получился таким удачным оттого, что составляли его, отталкиваясь от литературы, а не от жанра. Фантастика — очень условный объединяющий фактор, эти рассказы скорее фантазийны. Например, неожиданно оживает Ленин и бегает по московским переулкам, скрываясь от поклонников и преследователей и тихо мечтая покормить белочек на Соколе. Или старик, выковавший себе железное тело, пытается проповедовать обретенную им вечную механическую жизнь как новую религию. Или подростки из черного квартала, торгующие в интернете брейн-картами с воспоминаниями, воюют с ФБР за секретные файлы. Объединяет все эти разнородные сюжеты свобода, с которой будущая шестая волна управляется с языком, как будто 12 человек разом вдруг избавились от непременного для молодой русской литературы косноязычия.
Поэтому чуть ли не самое любопытное в сборнике — финальная часть, где герои-писатели рассказывают о себе. 12 биографий — увлекательный калейдоскоп, от девушки из Грозного, которая летом возит туристов по Алтаю, а зимой гуляет по Эквадору, до торговых агентов в КНР. И личный опыт, и чувство стиля — неплохая арифметика для начинающего автора, и если шестая волна в России еще предчувствуется, то ее авторы, похоже, уже имеются.