Контррельеф местности
Центр «Зотов» показывает выставку об одном из главных художников русского авангарда Владимире Татлине
В центре «Зотов» проходит масштабная ретроспектива «Татлин. Конструкция мира». Склочный, упрямый, скрытный и даже злопамятный — каких только ярлыков не навешивали современники на Владимира Татлина (1885–1953). А еще упрекали в непоследовательности — метаниях от одного направления к другому: начинавший с новаторских «контррельефов», в конце жизни он полюбил темную пастозную живопись в духе старых мастеров. Авторы выставки попытались сложить пазл жизни и творчества Татлина, что, как убедилась Ксения Воротынцева, оказалось непростой задачей. Как и подбор его уцелевших работ, рассеянных по музеям и частным коллекциям.
Подлинник «Летатлина», созданного Татлиным летательного аппарата, служит на выставке эмблемой авангардной утопии
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
Подлинник «Летатлина», созданного Татлиным летательного аппарата, служит на выставке эмблемой авангардной утопии
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ
Разделы выставки названы в духе Велимира Хлебникова — «Управник», «Делатель», «Летатель». Председатель земного шара и впрямь был близким другом Татлина, превратившего в один огромный контррельф «сверхповесть» Хлебникова «Зангези» и даже сыгравшего в одноименном спектакле главную роль. Поэт, в свою очередь, был готов поделиться с Татлиным мировым господством и предложил ему взять на себя изобразительное искусство. С этой идеей Хлебников заявился к художнику в разгар революционных волнений. «Сидели они на окне мастерской на фоне осеннего предвечернего оранжевого неба, оба худые и длинноносые Дон Кихоты, погруженные в вопросы мирового искусства»,— вспоминала это удивительное зрелище ученица Татлина Софья Дымшиц-Толстая.
В смутное революционное время окно возможностей открылось для многих. Особенно для мечтателей и визионеров вроде Татлина: вчерашний скандалист, автор радикальных экспериментов был назначен председателем Московской коллегии по делам искусства отдела ИЗО Наркомпроса. И быстро почувствовал вкус власти: обзавелся, несмотря на тяготы военного коммунизма, дохой и шапкой-ушанкой (вместо серого драпового пальто, которое носил летом и зимой) и стал вершить судьбы музеев, в том числе заниматься вопросами закупок. Длилось это недолго — как известно, романтиков быстро потеснили прагматики. А выглядел Татлин даже на фоне коллег изначально экзотически — с его-то причудливой биографией, в которой вымысел накрепко переплетался с фактами (вроде его матросского прошлого), и с нервным, капризным поведением.
Притчей во языцех стала конфронтация с Казимиром Малевичем. Хотя правильнее было бы описать их отношения в терминах дружбы-вражды. На вполне мирные эпизоды указывает карандашный портрет Малевича, исполненный Татлиным: импозантный джентльмен в галстуке и котелке. Однако с годами соперничество нарастало. По выражению Николая Пунина, они «делили между собою мир: и землю, и небо, и междупланетное пространство». Татлин параноидально задергивал занавески в мастерской — боялся, что Малевич украдет его идеи.
Апофеозом стала выставка «0,10» в 1915 году, на которой Татлин представил свои контррельефы — уже прогремевшие на выставке «Трамвай В», а Малевич — скандальный «Черный квадрат», в итоге перетянувший на себя внимание публики.
Темпераментный Татлин так и не простил ему потери лидерства. Его близкая подруга, художница Валентина Ходасевич, вспоминала сцену на одной из выставок: «Татлин скороговоркой сказал, что просит меня встать у входа в его зал и, если увижу Малевича или "его отродье", любыми средствами не пускать их смотреть на его работы. "А я бегу к входу на выставку ловить их и, если прорвутся, оторву уши и носы",— сказал он. Я была в ужасе, так как чувствовала, что свою угрозу он может привести в исполнение».
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Глеб Щелкунов / купить фото
Итог противостояния известен — работы Малевича сегодня звучат куда громче татлинских. К тому же многие вещи Татлина оказались утрачены. На выставке целая стена отведена под черно-белые фотографии контррельефов, навеянных ассамбляжами Пикассо: во время пребывания за границей в 1914-м Татлин сумел просочиться в мастерскую мэтра. Сделанные из жести, бумаги, дерева, старых обоев татлинские объемные композиции канули в Лету: сохранилось лишь два авторских экземпляра. Только благодаря снимкам, а еще реконструкциям Дмитрия Димакова, показанным в экспозиции, можно представить, как они выглядели на самом деле.
Феномен Татлина пытались исследовать, и не раз. Кубизмом он так и не увлекся, лишь слегка коснулся в своих работах — куда больше на него повлияла иконопись. Да и беспредметность его была особого толка: он ценил сам материал, его фактуру — в пику Малевичу, предпочитавшему чистую форму и цвет. Татлин с его простецкой внешностью был человеком удивительно мастеровитым: он изготавливал бандуры, на которых потом сам же играл, придумывал эргономичную мебель и посуду. И даже за два часа сделал из кровельного железа «подиум», на который во время похорон поставили гроб Маяковского. Символом татлинских DIY-установок стало фото 1940-х, запечатлевшее его натруженные руки. Как писала Валентина Ходасевич — «большие, не холеные, ловкие и всегда очень чистые».
Выставка, приуроченная к 140-летию художника, собрала на удивление много работ — более 220,— несмотря на их сложную судьбу.
Есть и «матросская» живопись, и театральные эскизы, и автопортреты, и даже поздние картины с их густыми красками и брутальными сюжетами — вроде шмата мяса или связки лука. И конечно, главное творение — удивительный «Летатлин», так и не сумевший взмыть в воздух: единственный сохранившийся экземпляр парит над посетителями «Зотова», крепко прикрученный к потолку. От знаменитой Башни — памятника III Интернационалу — не осталось даже макета: в экспозиции показывают реконструкцию. Проще всего объяснить подобные лакуны неуживчивым характером Татлина. Недаром в последние годы его поддерживала лишь горстка друзей. Одна из них, Сарра Лебедева, создала его гротескный скульптурный портрет, в духе шемякинского Петра I — с непропорционально маленькой головой. Лицо Татлина здесь кажется особенно грустным, а глаза, сощурившись, смотрят вперед с ощутимым безразличием. Возможно, он просто устал ждать удачи, которая слишком часто оказывалась не на его стороне.