Полтора года, которые истекли с начала возможно радикальных, возможно рыночных, и уж точно — российских реформ, трудно назвать датой юбилейной. Тем не менее в рамках квартального макроэкономического обзора мы решили высказать некоторые соображения, обобщающие наши наблюдения и расчеты, сделанные в этот период. Есть по крайней мере две группы причин, которые побуждают высказаться именно сейчас.
Первая из них состоит в том, что по поведению некоторых весьма важных экономических индикаторов можно заметить, что экономическое развитие пошло по циклу и ситуация середины этого года во многом повторяет положение середины прошлого.
Имеется в виду, во-первых, заметное обострение платежного кризиса, закономерно венчающее период жестких кредитных ограничений и многократное (за короткий срок) повышение рефинансовой ставки Центробанка. Во-вторых, пришедшиеся на эти периоды резкие повышения цен на энергоносители (в 1992 году — первая либерализация цен на нефть, в 1993 году — окончательная либерализация нефтяных цен и повышение цен на уголь). В-третьих — ускорение темпов экономического спада, также связанное с двумя первыми факторами. В-четвертых — снижение на 10-12% биржевых котировок доллара, как вследствие обострения дефицита рублевых средств, так и в результате интервенций на валютном рынке (в 1992 году — со стороны ЦБР, в 1993-м — со стороны Минфина, который, исчерпав лимит кредитования на квартал, вынужден был продать валюту для выполнения тарифного соглашения с шахтерами). И наконец, в-пятых — заметное снижение эффективности сырьевого экспорта как за счет скачкообразного повышения рублевых цен, так и за счет падения курса доллара на внутреннем валютном рынке.
Вторая группа причин имеет более фундаментальный характер. Дело в том, что, по нашему мнению, реформа, проводимая "сверху", уже исчерпала свой преобразующий потенциал. Директивным путем сегодня уже нельзя сколько-нибудь кардинально либерализовать условия бизнеса в каноническом понимании рыночной экономики.
Цены либерализованы практически все и окончательно. На валютном рынке полностью решена проблема мультивалютной конвертации по рыночным курсам, и на биржу вот-вот будут допущены нерезиденты. Иностранные банки получили право работать с рублевыми клиентами. Рефинансовая ставка доведена до рыночного уровня, Центробанк начал проводить операции на открытом рынке, и уже не за горами распределение централизованных кредитов на аукционной основе. Приватизация вошла в кульминационную стадию, и de facto сложился достаточно ликвидный рынок бумаг новых эмитентов. Еще пара точных ударов — и экономика и финансы России окажутся отделенными от влияния бывших партнеров по Союзу (напомним, что именно с этим лозунгом на щите команда Бурбулиса-Гайдара взяла верх над правительством Силаева-Сабурова).
Кроме того, как и положено на ранней стадии формирования свободной экономики, государство полностью устранилось (или было отстранено) от исполнения регулирующих и патронирующих функций в отношении экономики в целом. Достаточно сказать, что у правительства нет ни одной федеральной инвестиционной программы, "Росконтракт", призванный осуществлять закупки для госнужд, у предпринимателей, похоже, не в очень большом почете, да и в целом все разговоры о селективной и структурной политике не идут дальше протоколов министерских коллегий и президиумов Совмина.
Даже этот неполный перечень реформаторских достижений, по нашему мнению, свидетельствует о том, что существенно "уконтропупить мировую атмосферу" уже нечем. Следовательно, период экстенсивного формирования рыночных условий сверху в основном закончился — и похоже, так же бесславно, как и период развернутого строительства социализма по всему фронту: необратимость преобразований так же объективно дается в ощущениях, как и ускорение экономического спада.
Первое впечатление, которое складывается после сопоставления этих двух групп обстоятельств, наталкивает на мысль о том, что у правительства хорошо получаются лишь две вещи: институциональные преобразования и стимулирование платежного кризиса достаточно лобовыми мерами.
Значительно хуже получается реализация структурного преобразования в обстановке инфляционного оживления. Льготные и инвестиционные кредиты, как показала практика второго полугодия прошлого года, редко доходят по своему прямому назначению и главным образом поступают в сферу обращения; увеличение налогов не приводит к прогнозируемому росту бюджетных поступлений, а их снижение не стимулирует оживление производственной и инвестиционной активности.
Однако и то, и другое, и третье, в принципе, дело относительно простое, ибо бескомпромиссное: будь то преобразования основ, будь то денежное сжатие или инфляционное оживление. Проведение этих "чистых" стратегий требует применения настолько простых и вычищенных канонических инструментов, что они оказываются малопродуктивными в условиях быстро меняющейся экономической среды.
Гораздо сложнее рецепт выхода из так называемой "стагфляционной ловушки" — когда борьба с инфляцией приводит к усилению спада, который, в свою очередь, вызывает еще больший виток инфляции. При этом "добавляет в это блюдо остроты" и необходимость параллельного решения социальных проблем, которые при реализации чистых стратегий (реформа, сжатие, оживление) заметно обостряются: ведь при денежном сжатии в первую очередь сокращается база социальных программ, при оживлении резко возрастает дифференциация благосостояния населения. В этом обзоре мы решили привести некоторые свои взгляды на проблему выхода из стагфляционной ловушки, дать прогнозы на тот случай, если все "пойдет, как идет", и произвести короткий анализ сложившегося положения по блокам макроэкономической проблематики.
Загадочные циклы российской экономики
Динамика промышленного производства. До последнего времени для анализа состояния промышленного производства традиционно применялась методика, которая предполагала соотнесение объема промышленного производства прошедшего месяца (квартала) с этим же месяцем (кварталом) прошлого года. При таком сопоставлении устраняется влияние сезонности производства, что недопустимо: ведь влияние сезонного фактора на промышленную динамику очень велико. Эта методика была удовлетворительна, пока объем производства менялся плавно. Однако резкие политические и экономические потрясения последних лет так сильно воздействуют на объемы выпуска промышленной продукции, что традиционная методика не дает адекватного представления о действительности. Например, в апреле-мае 1991 года наблюдалось ускорение спада, обусловленное, в частности, массовыми весенними забастовками. В результате в 1992 году традиционный индекс обозначил в соответствующих месяцах улучшение ситуации, хотя на самом деле спад продолжался сильней прежнего: кажущееся улучшение было обусловлено лишь тем, что сопоставление велось с крайне неблагоприятным периодом предыдущего года.
Сегодня невозможно рассчитать индекс российского промышленного производства по методикам, принятым в развитых странах. В них используется информация об объемах продаж товаров-представителей в текущих ценах и индексы оптовых цен. У нас статистика оптовых цен очень слаба, однако есть и свое преимущество — до сих пор ведется неплохая статистика натуральных показателей производства. В наших условиях более приемлемо исчисление индекса по этим показателям. Поэтому все наши расчеты основаны на рядах помесячных данных о физических объемах производства 40 товаров-представителей. При этом, естественно, из рядов удалены сезонные составляющие.
На рисунке 1 показана динамика индекса промышленного производства. К маю 1993 года спад составил примерно 37% от уровня первой половины 1990 года. Среднегодовые уровни промышленного производства показаны на рисунке 2. Трактовка этого рисунка — дело вкуса. С одной стороны, послевоенная Германия находилась в значительно худшем положении — там производство сократилось более чем на 60%. С другой стороны, в США во времена Великой депрессии 1929-33 годов падение было примерно таким же, как сейчас в России, и это расценивалось как катастрофа. В России пока склонны к более оптимистичным оценкам нынешней ситуации: вероятно, по причине пока очень низкой для такого спада безработицы и отсутствия народных бунтов.
Динамика спада складывалась крайне неравномерно (см. рисунок 3). Ускорения спада сменялись периодами кратковременной стабилизации: довольно четко выделяются циклы продолжительностью 7-9 месяцев.
Первое ощутимое падение (на 3%) произошло летом 1990 года — скорее всего из-за попытки радикализации реформы, предпринятой правительством Рыжкова. Напомним, что 24 мая Николай Рыжков впервые представил правительственную программу, которая предусматривала ценовую реформу и последующую приватизацию (за деньги) государственной собственности. Возникший после этого хаос на потребительском рынке был не единственным негативным последствием этой недостаточно подготовленной попытки.
Следующая ступень вниз — это декабрь 1990 года — апрель 1991 года. Политические баталии вокруг программы "500 дней", закончившиеся сменой правительства, борьба новых властей РСФСР с Центром, забастовки шахтеров, массовые митинги в столицах увеличили спад еще 5,4%.
Проведенная правительством Павлова реформа цен, и, главным образом, конкретные усилия по стабилизации производства (жесткая ориентация кредитной политики на ТЭК) принесли плоды, и летом 1991 года на время остановили спад.
Август 1991 года коренным образом изменил ситуацию. Темпы вновь начавшегося спада достигли к концу 1991 года 28% в годовом исчислении. Развал Союза обошелся промышленности России только за август--декабрь 1991 года в 8,3% объема промышленного производства.