«Страх бизнеса вызван непониманием «границ допустимого»

Адвокаты все чаще меняют гражданские кодексы на уголовные: по словам практикующих юристов, в их работе резко выросла доля дел, связанных с экономическими и коррупционными составами, причем речь идет не только об изначально уголовных делах, но и о спорах, которые начинались в арбитраже, а теперь оборачиваются обвинительными заключениями. Почему бизнес все чаще сталкивается со следствием, как строительство на новых территориях РФ создает «новый пласт» уголовных дел и чем эта тенденция грозит правоприменению и инвестиционному климату, в интервью “Ъ” объясняет адвокат Ирина Шоч.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Когда вы говорите о росте уголовной практики, речь идет об увеличении количества изначально уголовных дел? Или же мы наблюдаем тенденцию, когда споры, начинавшиеся как гражданские или арбитражные, все чаще приобретают уголовную окраску и перетекают в соответствующую плоскость?

— Увеличение объема уголовной работы в нашей практике — это в первую очередь отражение общего растущего спроса на защиту по делам экономической и коррупционной направленности, которые часто отличаются «пограничным» составом преступления, окончательно определяющимся лишь в процессе следствия. И задача адвоката на этой стадии — активно влиять на процесс квалификации, чтобы сохранить для клиента возможность более «мягкого» обвинительного состава.

Если же говорить о решениях арбитражных и гражданских судов, то они, безусловно, могут учитываться при выстраивании позиции защиты по делу, но их выводы не являются презумпцией для уголовных дел и не имеют обязательной силы для следствия. Более того, в сфере банкротства мы видим обратную логику: если в арбитражном процессе не удалось доказать вину, сторона часто обращается в правоохранительные органы, поскольку их инструменты и полномочия по сбору доказательств значительно шире, да и схожесть многих эпизодов в уголовных и субсидиарных делах бросается в глаза.

— С чем связан этот растущий тренд и какую роль здесь играет усиление контроля со стороны государства?

— Такой рост можно объяснить несколькими взаимосвязанными факторами, и первый из них — развитие механизмов досудебного сотрудничества. Активное использование досудебных соглашений создает эффект своеобразной «цепной реакции»: стремясь смягчить свою участь, обвиняемый сообщает следствию об иных известных ему преступлениях и лицах, имеющих к нему отношение. И, тщательно проверив эти данные, следствие часто возбуждает новые дела. Исходя из собственного адвокатского опыта, могу добавить, что мы нередко наблюдаем случаи, когда лицо, к которому обращаются с незаконным предложением, самостоятельно идет к правоохранителям и дальнейшие оперативно-разыскные мероприятия уже формируют доказательную базу для возбуждения дела.

Свою роль играет и общее ужесточение контроля со стороны государства, однако отдельным мощным катализатором стала СВО. В ее условиях оказалось куда сложнее скрывать ранее совершенные правонарушения, особенно в сфере гособоронзаказа: многие из таких преступлений в принципе не могли быть совершены без соучастия или попустительства региональных администраций. И здесь мы получаем новый крупный пласт уголовных дел.

Дополнительным новым фактором стало масштабное строительство на «новых территориях» РФ: очевидно, что этот процесс сопряжен с высокими рисками хищений бюджетных средств, и в этих кейсах, конечно, тоже есть подзащитные. Наша практика уже включает дела по защите субподрядчиков, и по двум из них нам удалось добиться прекращения уголовного преследования, но выявляемые схемы начинают обретать очертания системы, и шансы, что к проверкам в этой сфере скоро активно подключатся правоохранители, весьма высоки.

— Можете ли вы дать количественную или хотя бы порядковую оценку роста? Насколько «больше» стало таких дел: каково было соотношение уголовных и других категорий дел в вашей практике два-три года назад и сейчас?

— Дать точную количественную оценку по рынку в целом сложно, и от точных цифр я воздержусь — статистика по вновь возбужденным делам часто запаздывает и для частной практики не всегда репрезентативна. Но качественный сдвиг в структуре практики очевиден, и тенденции, которые отмечают и ведущие деловые издания (например, “Ъ”), этот сдвиг подтверждают. Если еще два-три года назад уголовные дела наряду с арбитражными и корпоративными спорами были просто рядовой категорией, то сейчас они преобладают, и самый заметный рост наблюдается по двум направлениям. Первое — дела, связанные с Минобороны: в практику моей компании добавились дела о закупках и строительстве для нужд оборонного ведомства, которым сопутствуют довольно типичные обвинения во взяточничестве и злоупотреблении полномочиями либо же в мошенничестве (что случается реже при хорошей адвокатской работе). Второе: резко увеличилось число дел в отношении чиновников, причем как федерального, так и регионального уровня. Наша компания, в частности, ведет уголовную защиту в отношении первого заместителя главы Богородского округа Алексея Щаулина, руководителя Агентства по страхованию вкладов Андрея Мельникова, чьим единственным адвокатом является мой коллега Максим Дыченков, и ряда других должностных лиц. Объем громких дел, связанных с банкротством и субсидиарной ответственностью, тоже продолжает сохраняться на высоком уровне.

— Чем, по вашему мнению, в ближайшей и среднесрочной перспективе этот тренд грозит обернуться для бизнеса и правоприменения?

— Я разделила бы возможные последствия на два ключевых направления: для бизнеса и для государства. Если говорить о правоприменении, то позитивным итогом такого тренда может стать смещение фокуса с точечного наказания на устранение системных причин преступлений. Реакция не должна ограничиваться уголовным делом — к примеру, при выявлении хищений авансов и недостроя по госконтракту приоритетной должна стать задача завершения строительства, а не только изъятия средств в доход государства. И тут возникает закономерный вопрос: будут ли конфискованные или взысканные по таким делам средства целенаправленно направляться на ликвидацию последствий преступлений (например, достройку объектов или возмещение ущерба)? Ответ на него покажет, движется ли система к реальному восстановлению нарушенных правоотношений.

Что касается бизнеса — бизнес боится, и его страх вызван непониманием «границ допустимого» и тем, как правоприменители сегодня трактуют составы преступлений: фраза «ничего личного» в условиях сегодняшнего развития технологий обретает совершенно новый подтекст. Работа в условиях повышенных репутационных и уголовных рисков напрямую влияет на то, насколько бизнес готов инвестировать и вообще планировать что-либо вдолгую; ему нужны четкие правила игры, четкие регламенты взаимодействия с государством, особенно в сфере госзакупок, оборонзаказа и работы на новых территориях. Но для этого необходима эволюция подхода правоохранительных органов — а возможна ли она, мы, надеюсь, увидим в будущем.

Кроме того, переход к превенции во многом зависит и от того, сумеют ли власти направить изъятые ресурсы на исправление последствий, а не только на статистику раскрытий. Наверное, многие уже слышали шутку о том, что «по итогам первого полугодия лидером добывающей отрасли признана Генеральная прокуратура» — вероятно, именно эти средства и должны быть направлены на устранение последствий совершенных преступлений.

— Ожидаете ли вы дальнейшего роста количества таких дел? Это новая постоянная реальность или, возможно, временная фаза?

— Рост продолжится и сохранится как минимум на ближайшие пару лет. Во-первых, потому, что для него есть объективная основа: у правоохранителей уже накоплен большой объем оперативной и следственной информации, в том числе полученной в рамках расследования текущих дел (в особенности связанных со строительством и гособоронзаказом). И эта база будет продолжать генерировать новые уголовные дела.

Ключевой вопрос состоит в том, во что этот рост выльется в долгосрочной перспективе. Ведь идеальной целью, как говорилось выше, является не просто наказание, а перенастройка системы, создание таких правовых и административных условий, которые бы максимально затрудняли совершение преступлений, устраняя коррупционные схемы и серые зоны. Сегодняшняя фаза активного выявления нарушений должна закономерно перейти в фазу создания новой, более безопасной и прозрачной деловой среды — именно это позволит бизнесу развиваться в четких, законных рамках, что в полной мере соответствует принципу, закрепленному в статье 1 Конституции РФ, согласно которому Россия является правовым государством. Надеюсь, мы увидим, как новая правовая реальность сформируется на наших глазах.