Заповедник для тех, кто ценит преодоление

Крупнейшее болото России — Большое Васюганское — раскинулось по территории пяти регионов, но большей частью в Томской области. Там находится заповедник «Васюганский», охраняющий 11% площади болота.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Учрежденный в 2017 году, заповедник получил официальный статус и финансирование только спустя три года. Тогда же его директором стала Ольга Антошкина. «Ъ-Наука» поговорила с ней о том, что заповеднику удалось создать за пять лет и зачем болото туристам, ученым, экологам и ей самой.

— Ольга Александровна, знаю, что вы развиваете заповедник в трех основных направлениях: наука, туризм и охрана природы. Давайте по порядку. Чем вы интересуете исследователей?

— Поскольку мы — один из самых молодых заповедников России, то мы все еще, скажем так, завоевываем авторитет у научного сообщества. Но у нас очень много планов и грандиозное количество тем. Территория нашего заповедника плохо изучена, поэтому тут, куда ни глянь, везде научная новизна. Фауна, флора, климат, ландшафт — столько работ на этом материале можно защитить.

— С кем-то уже есть партнерства?

— Мы работает с институтами Томска: с биологами ТГУ, с Институтом сельского хозяйства и торфа, Институтом оптики и атмосферы. С коллегами из Новосибирска, безусловно. В прошлом году к нам приезжали специалисты из архангельского Исследовательского центра комплексного изучения Арктики. Мы для многих интересны на самом деле, ведь 10% территории России — это болото. А Васюганское — самое большое в стране и крупнейшее верховое болото в мире.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Часто свои исследования проводите?

— К сожалению, у нас сейчас всего один научный сотрудник, мы сильно ограничены в собственных исследованиях. Поэтому выручают партнерства. Я считаю, что наш заповедник должен развиваться в сторону единого научного центра

— Института болотоведения в Томске.

— Какие шаги для реализации этой идеи вам необходимы?

— Первое, что нужно сделать,— заинтересовать студентов. К нам должны приходить, если так можно выразиться, заряженные люди, которым интересно защищать курсовые, дипломные, аспирантские на материале, полученном на болоте. И меня приятно удивляют люди, которые с удовольствием в этой теме работают, ночуют на болоте в палатках — хотят этого!

Параллельно нужно заниматься инфраструктурой. Почему мы не водим маршруты по территории заповедника? Потому что там никакой дороги нет. В палатках тяжело. И имеющийся транспорт много людей не доставит на место. Поэтому в планах создать на островках лагерь для исследователей и заодно для туристов.

Следующий шаг — нужно делать институт физически. То есть найти помещение, чтобы разместить там все оборудование, лаборатории. Существует проблема: все рассредоточено по разным городам, и непонятно, как анализировать пробы воды, почвы, снега. Сейчас мы расположены в центре Томска, и на базе нашего заповедника, я считаю, нужно создавать институт. Может, это не при нашей жизни случится. Болото ведь наш главный объект исследования. Даже если мы будем заниматься климатом, гидробиологией, изучать животный или растительный мир, мы все равно связаны с болотом.

— Вы уже задели тему туризма: чем ваш заповедник привлекает искателей приключений?

— Я вижу, что нетронутой красотой. Это во-первых. Трудно найти что-то подобное поблизости, а в заповеднике действительно не хоженные никем территории. Во-вторых, болото — что-то необычное для нашего замыленного взгляда. Все привыкли к горам, морям, озерам. Но болото тоже способно восхищать. Туристов, например, удивляют деревья, которые не выше человеческого роста, но им по 200–300 лет. Брусника, выкопанная из-под снега. Едут за экзотической красотой. В Белоруссии, кстати, много болот, и там такой туризм буквально называется «болотинг». Но у нас такие прогулки только-только зарождаются.

Сейчас на территории заповедника у нас нет маршрута, только на границе. Почему? Крайне сложная логистика. Мы только до границы на спецтехнике добираемся за световой день. Конечно, кто-то может подъехать со стороны Новосибирской области и заказника «Кирзинский», посмотреть на птиц, гнездящихся по местным озерам. Но там территории освоены сельским хозяйством, то есть доступные. А Васюганский заповедник для тех, кто ценит преодоление.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— А спрос на такое «преодоление» растет?

— Растет, и очень быстро! Раньше к нам приезжали из Томака и Новосибирска, а теперь из Москвы, Санкт-Петербурга, Хабаровска, Иркутска и других районов Сибири. Но мы не успеваем подтягивать инфраструктуру до турпотока. Сейчас на существующем маршруте есть площадки, которые вмещают, скажем, 15 человек. Они расселись, послушали рассказы о болоте, понаблюдали за природой. Но этой осенью у нас набралась группа из 130 желающих! Конечно, мы их поделили. Потом другая группа — 50 человек. Тоже слишком много для одного дня. Приходится дробить на небольшие отряды.

— Мы говорили о ваших планах создать лагерь. Что еще вы хотите реализовать в долгосрочной перспективе для туризма?

— Лагерь, если все сложится с грантом, мы хотим создать уже в 2026 году. Следующий шаг — визит-центр в Бакчаре, это уже 2027-й. Пока мы оформляем для него землю. А затем снова будем подавать заявку на грант. Визит-центр — своеобразный краеведческий музей заповедника, место, где можно составить полное представление о нем.

Не все люди ведь готовы идти на серьезный маршрут, кому-то достаточно знакомства с болотом. Для них мы готовим небольшую тропу на маленьком участке болота при визит-центре. И с администрацией Томской области разрабатываем такое понятие, как «кластер». Главными его точками станут заповедник и турмаршруты. Но чтобы туда попасть, нужны дорога, гостиницы, столовые и тому подобное. И всю эту инфраструктуру мы хотим объединить проектом. За свой счет мы этого сделать не сможем, денег по госзаданию на развитие нет.

— Складывается ощущение, что наука для вас — это то, что хочется развивать, а туризм — то, что надо. Это так?

— Да. Поэтому мы все развиваем одновременно. Но есть перекос в сторону туризма. Потому что есть спрос. И к разговору о популярности — интересно, что посторонние люди, никак не связанные с нашим заповедником, стали водить экскурсии на болота. Обычные гиды, не знающие специфику местности. Я бы им не доверяла. У нас ведь есть инспектор, который скажет, куда можно и нельзя наступать.

Все наши инспекторы — местные жители, которые знают и уважают болото. Территория все-таки серьезная. Как-то были на болоте осенью, хороший солнечный день. А инспектор говорит: «Будет дождь». Как он понял? Что-то в воздухе различил? Или следы — местные хорошо их читают. Многие — бывшие охотники, но теперь, скажем так, «в завязке», говорят, что и мысли поохотиться нет. Единственное, когда ехали с инспектором по заповеднику в сезон глухаря, я заметила, как у него руки на токование отреагировали — ищут ружье.

Еще расскажу, что все наши сотрудники, когда ездили на болото, почувствовали, что оно живое. Я могу только за себя говорить — я вижу, что оно чувствует человека, принимает или не принимает. Приезжали однажды журналисты снимать фильм. На подъезде у них стала ломаться вся техника — вышло из строя все, кроме телефонов. Полетели камеры, коптеры, микрофоны, свет. Были случаи, когда скептики топили новые телефоны на болоте. Поэтому я на маршруте всем говорю: если ты в мыслях плохо относишься к болоту, то оно тебя не примет.

— Вас оно приняло?

— Я считаю, да. Мне там интересно, спокойно, хорошо. Знаете, когда отстанешь от группы, сядешь подумать, воздухом насладиться, звуками и не замечаешь, как время пролетает. Там совсем по-другому время ощущаешь. Я попала туда впервые в 2000-е, осенью, но листва еще не облетела. Это было так ярко, я даже не представляла, что такие краски можно увидеть. Я даже как-то не поверила, что я на болоте.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— А в целом работа в заповеднике чем для вас ценна?

— На втором курсе геолого-географического факультета ТГУ мы писали курсовые. Я выбрала тему «Национальные парки России», ее почему-то не брали. Но меня она так захватила: я тогда увидела, что через систему национальных парков можно увидеть все многообразие нашей страны, полное представление о ней составить. Всего через одну систему. Этот масштаб меня захватил.

Дальше я сама просилась на практику в особо охраняемые территории. Когда начала работать, участвовала в создании нацпарка «Междуречье» — Оби и Томи. Его так и не создали. Заканчивала университет, был проект заказника «Семилужки», потом организовали особо охраняемую территорию, что тоже важный результат.

С 1997-го меня включили в комиссию по созданию заповедника «Васюганский». И до 2020 года мы работали. Хорошо, что в 2000-е получилось организовать областной заказник — так мы «застолбили» за собой территорию, не потеряли ее. Но он мог быть и больше где-то на треть.

Я понимаю, что для многих болото и сейчас ассоциируется с грязью, но ведь оно и мистикой окутано. Огоньки, звуки, что-то потустороннее — за этим в том числе люди едут. Для меня заповедник «Васюганский» как ребенок. Неприятно делается, когда о нем плохо говорят.

Записал Андрей Папиш