Без срока давности
Как решение Конституционного суда открыло Генпрокуратуре путь к изъятию коррупционных активов на сотни миллиардов
Решение Конституционного суда РФ о неприменении сроков исковой давности к антикоррупционным искам перевернуло систему ответственности чиновников: теперь прокуроры могут оспаривать сделки десятилетней давности, используя гражданские инструменты, схожие с конфискацией, но без ключевых процессуальных гарантий для ответчика. Старший партнер АБ «Коблев и партнеры» Тимур Хутов анализирует новую реальность, в которой у государства появилось «вечное» право на изъятие имущества, а у служащих — пожизненная ответственность за любое финансовое нарушение.
Тимур Хутов
Фото: Предоставлено АБ «Коблев и партнеры»
Тимур Хутов
Фото: Предоставлено АБ «Коблев и партнеры»
В далеком 2003 году Россия подписала Конвенцию ООН о противодействии коррупции, а спустя три года ратифицировала ее, приняв Федеральный закон от 8 марта 2006 года №40-ФЗ «О ратификации Конвенции Организации Объединенных Наций против коррупции». Тем самым Российская Федерация приняла на себя обязательства по борьбе с коррупцией. Однако данным федеральным законом оговорки о применении норм ратифицированной конвенции коснулись не всех ее статей — к примеру, в законе не было указано, каким образом применяются некоторые статьи конвенции: ст. 20 (незаконное обогащение), ст. 26 (ответственность юридических лиц), ст. 54 (механизмы изъятия имущества посредством международного сотрудничества в деле конфискации), ст. 57 (возвращение активов и распоряжение ими).
Ратификация конвенции стала отправной точкой для внесения изменений в 2008 году в отдельные законодательные акты. Началом же гражданской ответственности за нарушение норм антикоррупционного законодательства можно считать принятие федерального закона от 25 декабря 2008 года №273-ФЗ «О противодействии коррупции». Статья 13 данного закона регламентирует, что лицо, совершившее коррупционное правонарушение, может быть привлечено не только к уголовной или административной ответственности, но и гражданско-правовой и дисциплинарной.
В связи с необходимостью реформирования гражданского законодательства в части ответственности за коррупционные правонарушения в 2012 году внесены изменения в ст. 235 Гражданского кодекса Российской Федерации: в ч. 2 статьи добавлен п. 8, согласно которому обращению по решению суда в доход Российской Федерации подлежит то имущество, в отношении которого не представлены в соответствии с законодательством Российской Федерации о противодействии коррупции доказательства его приобретения на законные доходы. Данные изменения были приняты несмотря на существование в тот момент ст. 169 ГК РФ, позволяющей суду взыскивать в пользу государства все полученное сторонами по сделкам, противным основам правопорядка или нравственности, к которым, в частности, относятся сделки, совершенные с нарушениями антикоррупционного законодательства.
В том же году принимается федеральный закон №230-ФЗ «О контроле за соответствием расходов лиц, замещающих государственные должности, и иных лиц их доходам», ужесточивший контроль за финансовой жизнью госслужащих и предназначенный для выявления коррупции через анализ крупных трат. Закон затрагивал не только самих чиновников (от федеральных до муниципальных), судей и силовиков, но и их супругов и несовершеннолетних детей. Проверке на основании этого закона подлежат крупные сделки — покупка недвижимости, дорогих автомобилей, ценных бумаг, стоимость которых превышает общий официальный доход всей семьи за три предыдущих года. Закон также определял категории лиц, в отношении которых осуществляется контроль за расходами, порядок осуществления контроля за расходами и механизм обращения в доход РФ имущества, в отношении которого не представлено сведений, подтверждающих его приобретение на законные доходы.
Однако не все посчитали принятие этого федерального закона достаточной мерой для противодействия коррупции и организации контроля за доходами должностных лиц и их близких. В политических кругах настаивали на внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации, которые криминализовали бы «незаконное обогащение».
В последние месяцы в суды на всей территории РФ то и дело поступают и рассматриваются ими так называемые антикоррупционные иски Генеральной прокуратуры. Это иски, требования которых направлены на обращение в пользу государства имущества лиц из числа государственных служащих, нарушивших антикоррупционное законодательство. Сам термин был использован Конституционным судом Российской Федерации в резонансном постановлении от 31 октября 2024 года №49-П «По делу о проверки конституционности статей 195 и 196, пункта 1 статьи 197, пункта 1 и абзаца второго пункта 2 статьи 200, абзаца второго статьи 208 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с запросом Краснодарского краевого суда».
Не вдаваясь в исторические подробности противодействия коррупции в России, остановлюсь на том, что указанным постановлением Конституционный суд открыл ящик Пандоры, фактически указав, что действующее законодательство не имеет положений, ограничивающих сроки исковой давности к требованиям об обращении имущества — как приобретенного путем совершения деяний коррупционной направленности — в доход Российской Федерации. В связи с этим имеющиеся сроки исковой давности, установленные действующим законодательством, не могут достичь баланса публичных и частных интересов, а следовательно, на «антикоррупционные» иски Генеральной прокуратуры не распространяются сроки исковой давности.
Не воспользоваться таким подарком Генеральная прокуратура просто не могла: в мае 2025 года Ленинский районный суд Владивостока удовлетворил иск Генпрокуратуры о взыскании в доход государства более 16 млрд руб. коррупционных активов с экс-зампреда правительства Камчатского края Юрия Зубаря и бывшего депутата регионального парламента Александра Иванчея; в августе 2025 года Красногорский горсуд Московской области удовлетворил антикоррупционный иск Генпрокуратуры России к бывшему председателю Краснодарского краевого суда Александру Чернову. Согласно решению суда, у господина Чернова и его соответчиков, признавших требования по иску, в доход государства обращены активы рыночной стоимостью более 13 млрд руб.; в октябре 2025 года Останкинский суд Москвы удовлетворил антикоррупционный иск Генпрокуратуры России к председателю Совета судей РФ, судье в отставке Верховного суда РФ Виктору Момотову на сумму не менее 9 млрд руб.
Очевидно, что суммы исков астрономические, да и примеров можно привести еще немало. По сути, благодаря позиции Конституционного суда РФ у Генеральной прокуратуры РФ возникла безграничная возможность изымать в пользу государства имущество, полученное с нарушением антикоррупционного законодательства, в любое время в отсутствие каких-либо сроков.
Ключевая особенность антикоррупционных исков Генеральной прокуратуры, как отмечено Конституционным судом РФ, заключается в их публичном характере, поскольку они направлены не на компенсацию ущерба конкретному лицу, а на изъятие в доход государства имущества, приобретенного на незаконные доходы. Поэтому можно сказать, что по своей природе они близки к институту уголовной конфискации имущества, полученного в результате совершения преступления. Но между конфискацией в уголовном деле и антикоррупционным иском имеются существенные различия в части доказывания. Так, в уголовном деле на сторону обвинения возложена обязанность по доказыванию преступного происхождения конфискуемого имущества. В то же время в гражданском деле по исковым требованиям Генеральной прокуратуры действует презумпция виновности лица, нарушившего антикоррупционное законодательство, в связи с чем именно он должен доказать законность происхождения имущества. При анализе данного различия становится очевидно, что лицо, к которому предъявляются исковые требования, слабее и уязвимее с правовой и процессуальной стороны.
При этом даже уголовная ответственность за преступления коррупционной направленности, где защищаются не только публичные интересы, но также интересы Российской Федерации, обладает сроками давности, за рамками которых лицо не может быть привлечено к ответственности. А «антикоррупционный» иск, требования которого направлены на фактическое изъятие всего имущества, опять же за коррупционное правонарушение для «защиты Российской Федерации», сроков давности не имеет.
Кроме того, возникают обоснованные опасения, что таким образом у сотрудников правоохранительных органов пропадет стимул выявлять и пресекать коррупционные правонарушения здесь и сейчас, как раз в тот момент, когда этими действиями и причиняется ущерб интересам Российской Федерации, ведь они не ограничены во времени. При этом недобросовестные сотрудники правоохранительных органов, действуя исключительно в своих интересах, могут игнорировать совершающиеся коррупционные правонарушения в период пребывания лица в должности, держа в голове возможность подачи антикоррупционного иска в дальнейшем. Одновременно появляется своего рода дополнительный инструмент круговой поруки и при этом рычаг эффективного давления на неугодных — угроза подачи иска об изъятии имущества.