Тест на прочность

Уже несколько лет Россия живет в условиях политического противостояния, которое сильнейшим образом сказалось на сфере коммерческих отношений. Партнер Orchards Азат Ахметов — о том, как санкции повлияли на ряд институтов договорного права, а также на механизм принудительного исполнения обязательств и привлечения к ответственности за их нарушение.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Практика применения ст. 451 ГК РФ не претерпела каких-либо изменений после 2022 года: суды по-прежнему придерживаются позиции, выраженной Верховным судом в 2017 году в деле №А39–5782/2015, и отказываются видеть в экономических санкциях существенное изменение обстоятельств для целей расторжения договора. В этом плане показательны дела ММСК v. «ГЕА Рейфрижерейшн РУС» (№А47–5594/2023), «Полипласт Северо-Запад» v. НОРКЕМ (№А43–16584/2023), «Прайм Недвижимость» v. «Рольф» (№А40–161615/2023), ВСК v. «Энторос» (№А72–5212/2024), УАП «Гидравлика» v. ОАК (№А40–213008/2023). Таким образом, расторжение договора поставки, аренды, подряда и прочих видов договоров по мотиву введения санкций по-прежнему остается недоступным для участников оборота.

Вместе с тем в ряде случаев введение санкций квалифицируется судами как форс-мажор, что позволяет освободить должника от ответственности по договору. Принципиальную возможность и необходимость такой квалификации допустила СКЭС ВС РФ в определении по делу ИС ТЕКС v. МинБанк (№А40–179021/2022). Вслед за этим в качестве обстоятельств непреодолимой силы введение мер ограничительного характера были признаны в делах «Агроальянс МТ» v. Альфа-банк (№А40–154386/2022), «Эверест Лимитед» v. банк ВТБ (№А56–124306/2022), «Прадо» v. Альфа-банк (№А40–176307/2024), «ОМЗ-Металл» v. ЮниКредит-банк (№А40–118041/2024), «Фоми Групп» v. Уральский банк реконструкции и развития (№А60–17948/2023).

Наиболее распространенная, хотя и не единственная (см. дело общества «Развитие медицины» №А75–19724/2024) категория споров, где успешно применяется п. 3 ст. 401 ГК РФ,— это споры с кредитными организациями из-за блокировки денежных средств в иностранных банках. В подобных случаях суды признают, что российский банк не должен нести ответственность, если невозможность исполнения обязательства наступила в результате обстоятельств, которые являются чрезвычайными и находятся вне сферы контроля банка.

В отношении же дочерних компаний зарубежных банков на территории РФ вырабатывается другой подход, вызванный проблематичностью получения компенсации в иностранных юрисдикциях. Убытки взыскиваются не на основании договора, а на основании норм о возмещении вреда, причиненного блокировкой денежных средств иностранным банком с привлечением его российской дочерней компании как солидарного должника. По данной категории споров наиболее известны дела против КБ Ситибанк (№А40–167352/2023), Дж. П. Морган Банк Интернешнл (№А40–194447/2023), «Сименс Мобильность» (№А40–195006/2022), дело «Русхимальянс» v. Коммерцбанк (Евразия) (№А56–61398/2023). Последние акты СКЭС ВС РФ по первым двум делам не опровергли жизнеспособность такого подхода. Более того, ссылки иностранных должников на санкционные ограничения стали жестко блокироваться российскими судами по мотивам противоречия таких действий добрым нравам и публичному порядку РФ, как на то в свое время указал КС РФ в Постановлении от 13 февраля 2018 года №8-П (дела №А40–194447/2023, №А40–200500/2024, №А40–111810/2024).

В ряде дел, где суды не нашли оснований для применения норм о непреодолимой силе, договорные неустойки были снижены ими в соответствии со ст. 333 ГК РФ — во многом исходя из обстоятельств введения санкций недружественных государств (дела ВСК v. «Энтророс», Тимлюйский ЦЗ v. РЖД, торговый порт Посьет v. РЖД). Однако такие решения по-прежнему выносятся от случая к случаю и не формируют тенденции в правоприменении: не была применена ст. 333 ГК РФ в делах УК «Южный Кузбасс» v. Барнаульский энергомашиностроительный завод, ФГК «РусГидро», «Современные технологии» v. «Разумные механические решения».

Несмотря на введение ст.248.1 АПК РФ, которая устанавливает исключительную компетенцию российских судов по делам, связанным с санкциями недружественных стран, кредиторы по-прежнему предпринимают попытки получить решение иностранного суда или арбитража и исполнить его на территории РФ.

Известно, что решения иностранных судов и арбитражей приводятся к принудительному исполнению только после прохождения ими проверки в российском государственном суде (так называемая экзекватура). Без прохождения данной процедуры ни решение иностранного суда, ни арбитражное решение не могут быть принудительно исполнены на территории России.

Как эффективный инструмент защиты российской стороны в условиях санкций зарекомендовала себя категория публичного порядка (п. 7 ч. 1 ст. 244 АПК РФ). Ключевые правовые позиции в связи с применением этой категории нашли отражение в Определении СКЭС ВС РФ от 26 июля 2024 года по делу «Новосибирскхлебопродукт» (№А45–19015/2023), в котором говорится о следующем. Во-первых, сам факт введения зарубежными странами санкций против России создает сомнения в справедливом судебном разбирательстве на их территории, где арбитрами были граждане из таких стран. Во-вторых, иностранное арбитражное решение не может быть признано и приведено в исполнение на территории России, если оно вынесено арбитром, который в силу своего должностного статуса и полномочий был способен оказывать влияние на действия одной из сторон. В-третьих, российская сторона с высокой долей вероятности будет испытывать затруднения с поиском представителей для участия в иностранном судебном разбирательстве, проведением расчетов с ними в условиях санкций. И, наконец, в-четвертых, необходимо оценивать последствия исполнения иностранного арбитражного решения на территории России, возникновение риска финансовой неустойчивости российского предприятия, существенное влияние на занятость населения и социальную стабильность региона.

Впоследствии в этой логике был принят ряд иных знаковых решений по делам обществ «Ханва Груп», «Уралтрансмаш», СИТА, «Интернэшнл Транзит», «Морской торговый порт Лавна». Более того, и решение российского арбитража (МКАС при ТПП РФ) может быть проверено на предмет противоречия публичному порядку РФ, а его исполнение — заблокировано на стадии приведения решения в исполнение (дело «Прайм Инжиниринг» №А43–27728/2024).

На сегодняшний день удалось обнаружить лишь один кейс (дело «Дау Стил», №А24–283/2024), где кредитор из недружественной страны смог добиться признания и приведения в исполнение решения иностранного арбитража, которое лишь подтверждает общее правило, согласно которому принудительное исполнение договорных обязательств и привлечение к ответственности за их нарушение на территории России возможно и эффективно только по решению российского суда и в соответствии с установленным «временным публичным порядком».

Подводя итог, можно сказать, что введение санкций против России внесло существенные коррективы в транснациональные коммерческие отношения: второе дыхание получили такие классические институты гражданского права, как форс-мажор, солидарные обязательства, а также институты на грани МЧП и арбитражного процесса: публичный порядок РФ и исключительная компетенция по делам, связанным с санкционными ограничениями.