11 декабря в галерее "Триумф" откроется выставка Джейка и Диноса Чепменов — одних из самых радикальных "молодых британских художников". За несколько недель до открытия выставки Джейк Чепмен побывал в Москве и ответил на вопросы Ирины Кулик.
— Что вы покажете на московской выставке?
— Понемногу из того, что мы делаем последние пять лет: живопись, графику, скульптуру. И несколько произведений, которые еще никто и нигде не видел, это действительно новый этап в нашем творчестве. Это картины, написанные поверх картин других авторов. Мы решили облегчить себе жизнь, ведь куда проще не делать все самим, а использовать работу, уже сделанную другими художниками, в данном случае безвестными и бездарными ремесленниками викторианской эпохи.
— На не так давно прошедшей в Лондоне художественной ярмарке Frieze вы уже делали перформанс, во время которого разрисовывали произведения других авторов, а именно британские денежные купюры. У вас, кстати, не возникли в связи с этим проблемы с законом?
— Да нет, обошлось, хотя Банк Великобритании, конечно, выказал некое раздражение. Для нас важно было отнюдь не издевательство над государственными символами, но сама парадоксальность ситуации. Ведь Frieze, как любая арт-ярмарка, показывает, как и сколько денег зарабатывает кто из художников. Ведь художник — это, как правило, существо несчастное, бедное и жадное. А тут появляются два офигенно щедрых художника, которые не берут у публики деньги, но, напротив, раздают их. Человек дает нам {pound}50 — и получает обратно тысяч 500, учитывая стоимость нашего искусства. Рисуя на деньгах, мы таким образом во много раз повышаем их стоимость. Это еще и история о том, что вандализм, разрушение, нанесение ущерба может не только уничтожать ценности, но и повышать их в цене.
— Стоимость ваших произведений является частью их художественного смысла?
— Да, конечно. Нас вообще очень интересуют проблемы соотношения товара и его стоимости. Я рассматриваю искусство с позиций убежденного исторического материалиста. Произведение — это не какой-то там сакральный объект, как многие до сих пор воображают, а такой же продукт для экономического обмена, как и любой другой товар. А современное постмодернистское искусство вообще является наиболее чистой манифестацией капитализма.
— Какой должна быть правильная реакция на ваши произведения, которые многие находят шокирующими?
— Приятное удивление. Слово "шок" применительно к изобразительному искусству — это вообще преувеличение. Кино с его движущейся картинкой еще может вызвать такие сильные реакции, а вот неподвижное произведение искусства вряд ли. Наши работы вообще не являются изображением самого худшего, что я могу себе представить. Если бы мы хотели напугать, мы бы сделали что-то по-настоящему страшное. Но мы хотим вызвать у зрителя смех. Смех, когда тело и разум реагируют одновременно, это своего рода разрыв в сознании. При этом нельзя сказать, что смех является чем-то иррациональным, скорее он находится по ту сторону как сознания, так и бессознательного.
— Слезы, дрожь ужаса и отвращения, эротическое возбуждение также можно назвать реакцией, в которой тело и сознание сливаются воедино.
— Отвращение или эротическое возбуждение зависят от моральных оценок. И только смех пребывает вне морали, вообще вне человеческого мышления.
— Но ведь считается, что человек — единственное живое существо, которое умеет смеяться.
— Дело не в том, умеют ли кролики смеяться, а в том, что в момент смеха человек перестает быть человеком, становится больше животным, чем сами животные. Французский философ Жорж Батай сказал, что животные в мире — это как вода в воде. А человек становится водой в воде, только когда он смеется.
— Наверняка есть немало людей, которые воспринимают ваши произведения в контексте субкультуры ужасного, где, как во многих фильмах, страшное одновременно является смешным.
— Большинство фильмов ужасов паразитируют на христианской морали. Там есть понятия греха, воздаяния, спасения. Я надеюсь, что нам удается этого избежать. Мы не хотим давать ни малейшей надежды на спасение, которая, увы, присутствует у многих художников нашего поколения. Эти придурки все равно уверены, что их искусство способно исправить мир. Мы же всеми силами боремся с этим предрассудком эпохи Просвещения.
— Однако ваши работы вполне допускают морализаторское толкование: осуждение ужасов войны, сексуальной эксплуатации детей, каких-нибудь опасностей генной инженерии.
— Искусство, конечно, для того и существует, чтобы давать повод для самых разных интерпретаций. Но это не значит, что художник должен быть лентяем, который не удосуживается сам понять, что он делает. Искусство не сводится к таким глупостям, как рассуждение об опасностях генной инженерии и прочая морализаторская чушь. Когда я стою перед картиной Джексона Поллока, я понимаю только то, что это офигенно сложная штука, которую невозможно объяснить с точки зрения морали или, скажем, исторического контекста.
— Но у вас же гораздо более сюжетные, нарративные, скажем так, вещи.
— Они только кажутся нарративными. Но это обманка, ложный след. Так же обманчив, скажем, сюжет у Сэмюэла Беккета. Нарративная поверхность является только ловушкой для сознания, сюжет совсем не связан с тем, о чем на самом деле эта работа.
— Но вы же работаете с известными классическими сюжетами. Например, у вас есть цикл по мотивам офортов Франсиско Гойи.
— Гойя интересовал нас только как образцовый художник Нового времени, первый художник современности, ведь он первым выразил идею внутренней тревоги, которая является главным состоянием человека современности. Это просто отличный материал для археологического исследования корней современности.
— Во время учебы вы были ассистентами у известного арт-дуэта Гилберт и Джордж. Что вам дало общение с этими классиками современного искусства?
— Деньги. Они плохо нам платили, а мы хорошо работали. Обычная фигня. Мы не испытывали друг к другу каких-либо особенно теплых чувств.
— А у кого из художников настоящего или прошлого вы бы хотели быть ассистентом?
— У Диноса Чепмена. У нас нет любимых художников.
— Как складывается ваша совместная работа?
— Тяжело. Одному работать гораздо легче. Каждый художник является совершенно поглощенным собой существом. А когда два художника работают вместе, это спасает их от этой поглощенности самими собой. Я ненавижу это романтическое клише одинокого творца, выражающего свою гребаную душу. Если какая-то из моих идей мне кажется гениальной, я должен объяснить кому-то, почему именно она гениальна.
— У вас с братом с детства такое взаимопонимание?
— В детстве я Диноса практически не знал: он на пять лет старше, а для детей это огромная разница. Я больше дружил с сестрой, а Диноса, как и полагается младшему брату, я ненавидел. Да, конечно, нам случалось вместе играть в войнушку. Он мне даже ногу один раз прострелил из игрушечного ружья. Но друзьями мы стали только во взрослом возрасте.
— Вы с Диносом были кураторами музыкального фестиваля Nightmare Before Christmas ("Кошмар перед Рождеством"). Что это было?
— Это ежегодный фестиваль, который происходит за городом, на чем-то вроде турбазы. Такие маленькие домики и игровые автоматы — обычная фигня для семейного отдыха. Open-air в Англии вообще идиотская затея, потому что погода всегда отвратительная. Все время шел дождь, все напивались, я даже потерял ключ от своего коттеджа и все четыре дня ночевал у кого-то. А играли там Throbbing Gristle, Sonic Youth и Aphex Twin (псевдоним британского композитора электронной музыки Ричарда Джеймса.— "Власть"). Aphex Twin вообще наш большой друг, мы неоднократно работали с ним. Например, в Нью-Йорке мы предложили ему вместо пластинок ставить на вертушки листы папиросной бумаги. Чем и довели публику до белого каления.
Уродственный союз
Творческий путь братьев Чепмен усеян трупами, мутантами и поверженными галеристами.
Братья Джейк (1966 года рождения) и Динос (родился в 1962-м) Чепмены — представители движения так называемых "молодых британских художников". Это поколение молодых радикалов, к которому также причисляют Дэмиена Херста, Трейси Эймин, Криса Офили, Сэма Тейлора-Вуда и других, появилось на арт-сцене во многом благодаря знаменитому галеристу и коллекционеру Чарльзу Саатчи. Звездами "молодые британцы", в том числе и братья Чепмен, стали после сполна оправдавшей свое название выставки "Sensation", устроенной галереей Саатчи в 1997 году. Братья Чепмен работают вместе с начала 1990-х годов, после того как они окончили лондонский Royal College of Art. Еще до "Sensation" критики и публика заметили и оценили их выставку "Бедствия войны", сделанную по мотивам одноименного цикла Франсиско Гойи.
Искусство братьев Чепмен, как и подобает произведениям "молодых британцев", не ведает никаких табу и запретных тем и насыщено предельно черным юмором. Они создают скульптурные группы из сросшихся друг с другом детей-мутантов с фаллосами и анальными отверстиями вместо ртов и носов, причем гротескность образа только усугубляется тем, что за основу для своих персонажей художники берут безлико миловидные детские манекены из витрин, а все обнаженные фигурки обуты в одинаковые аккуратные кроссовки. Тему детских страшилок продолжает и грандиозная инсталляция "Hell!": огромные макеты в стеклянных ящиках, сделанные с умилительной подробностью игрушечной железной дороги. Только в этих ландшафтах с тщательно воспроизведенными крошечными деревьями и водоемами, мостами, домами, машинами творится воистину адский кошмар. Толпы оловянных солдатиков-мутантов выпускают друг другу кишки или предаются противоестественной страсти, фашисты с крошечными свастиками на фуражках истребляют многоглавых кентавров, врезаются друг в друга автомобили, груды и гирлянды расчлененных трупов украшают разбомбленный MacDonald`s, под одним из стеклянных колпаков зависает искусно воспроизведенный ядерный "гриб". А с зеленого холмика все это наблюдает в прицел камеры крохотный двухголовый оператор. MacDonald`s для Чепменов вообще, судя по всему, является главным злом — в еще одной серии макдональдовские клоуны превращаются в жутких африканских идолов, явно наделенных дурной магической властью.
О бурном нраве братьев Чепмен ходят легенды. Рассказывают, что кто-то из них подрался с Ларри Гагосяном из-за того, что не знавший художника в лицо галерист не слишком учтиво обратился к нему во время монтажа выставки Чепменов в его галерее. Говорят, что другой жертвой кого-то из Чепменов оказался и директор лондонского музея Tate Modern сэр Николас Серота, неосмотрительно сказавший им что-то вроде "Надо уметь проигрывать" на церемонии вручения Тернеровской премии в 2003 году, когда художники вошли в число номинантов, но премию не получили.
"Etchasketchathon, N 16" (2005)
"Мы решили облегчить себе жизнь, использовав работу, уже сделанную другими художниками, в данном случае безвестными и бездарными ремесленниками викторианской эпохи"
"Секс" (2003)
"Мы не хотим давать ни малейшей надежды на спасение, которая, увы, присутствует у многих художников нашего поколения. Эти придурки все равно уверены, что их искусство способно исправить мир"
"ДНК-зиготное" (1997)
"Искусство не сводится к таким глупостям, как рассуждение об опасностях генной инженерии и прочая морализаторская чушь"
"Etchasketchathon, N 30" (2005)
"Стоя перед картиной Джексона Поллока, я понимаю только то, что это офигенно сложная штука, которую невозможно объяснить с точки зрения морали или исторического контекста"