Фестиваль
Литовская актриса Алдона Бендарюте сыграла в Москве моноспектакль по мотивам "Преступления и наказания" Достоевского. Эта работа известного финского режиссера Кристиана Смедса открыла девятый международный театральный фестиваль "Новый европейский театр". Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Молодой, но уже довольно хорошо известный и за пределами своей страны финский режиссер Кристиан Смедс отличается редким для современной режиссуры умением одинаково интересно ставить и в камерном театральном пространстве, и на больших сценах. Несколько лет назад он привозил в Москву остроумный спектакль "Странник", во время которого актеры сидели вместе со зрителями за столом и слушали историю о духовных поисках православного старца. Сейчас господин Смедс ставит на большой сцене Национального театра в Хельсинки широкоформатный и многожанровый блокбастер по роману Вайно Линна "Неизвестный солдат", посвященному событиям советско-финской войны 1940 года. Театральная Финляндия буквально замерла в ожидании нечастого в северных широтах скандала: у Кристана Смедса репутация бесстрашного новатора.
Поставленный им в Литве по заказу вильнюсского агентства "Аудронис Люга продакшн" камерный спектакль "Грустные песни из сердца Европы" вроде бы никаких признаков очевидного театрального новаторства в себе не несет — по форме это традиционное актерское соло. Не просто маленькое, а крошечное игровое пространство: пустой внутри платяной шкаф из темного дерева, раздвижной стол, три стула, несколько деталей реквизита — и полтора часа сценического времени, которое замечательная актриса Алдона Бендарюте (она известна у нас по спектаклям Эймунтаса Някрошюса) проводит буквально на расстоянии вытянутой руки от первого ряда зрителей.
Ее первые слова: "Я — проститутка". Актриса начинает спектакль Соней Мармеладовой из романа "Преступление и наказание",— правда, попавшей в наше время, но разница эпох в спектакле Кристиана Смедса деликатно стерта,— а продолжает вечер другими персонажами Достоевского, превращаясь по очереди то в пьянчужку Мармеладова, то в жену его Катерину Ивановну (тут неизбежны сравнения со знаменитым спектаклем Камы Гинкаса "К. И. из Преступления"), а то и в самого Раскольникова. В такой "многоликой" композиции моноспектакля, в сущности, тоже нет ничего потрясающего основы театральной эстетики. Но вот то, как именно работает Алдона Бендарюте, достойно самой высокой оценки — она не "проживает" свой персонаж и не притворяется, она одновременно делает и то, и другое. Оставаясь все время сама собой, она не подчеркивает ни одно из этих перевоплощений, но все-таки внутренне каждый раз неуловимо меняется.
Игра с предметами придумана господином Смедсом для актрисы просто отлично. Тело погибшего Мармеладова — груда битого стекла, засыпанного в черное пальто, и из отбитого горлышка последней бутылки, видимо, не допитой покойным, вытряхивается невидимая капля. Дети — разноцветные клубки ниток, то катящиеся под ноги зрителям, то подложенные женщиной под кофточку ради остроты бюста. Раскольников — это просто маленькие пальчики актрисы — он идет по расчерченному мелом на улицы столу, между снятых со шкафа картонных домиков, чтобы потом сорваться с края в пропасть. Над орудием преступления, грубым топором, госпожа Бендарюте колдует как над каким-то чудом, поливая его кетчупом, даже заигрывая с ним и ловя ртом стекающие с лезвия капли густой томатной крови.
Уставшая страдалица и шаловливое дитя странно уживаются в ее вычитанном из русского романа обобщенном персонаже, Маленькая комнатка — словно уютная детская и камера пыток одновременно. В ней Алдона Бендарюте совершает театральное путешествие от невинности к страданию. В начале спектакле она ходит по сцене огромной смешной игрушкой, поролоновым серым волком, а завершает свой монолог признанием: "Я виновата..." — не раскрывая его и тем самым перекладывая изрядную долю вины на нас, безучастных свидетелей этой тонкой психологической клоунады.