Выставка современное искусство
В Государственном центре современного искусства вчера открылась выставка "Третий рай" МИКЕЛАНДЖЕЛО ПИСТОЛЕТТО. С классиком итальянского авангарда 1960-х, приехавшим в Москву, пообщалась ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Мультимедийная инсталляция "Третий рай", созданная в соавторстве с рок-певицей Джанной Наннини, является началом нового большого проекта художника. Родившийся в 1933 году Микеланджело Пистолетто — одна из главных фигур сложившегося в середине 1960-х направления arte povera ("бедное искусство"), радикальной версии поп-арта. С 1990-х годов он разрабатывает мультидисциплинарный проект "Читадельарте" ("Город искусства"), включающий в себя и "Университет идей", в котором студенты из разных стран разрабатывают проекты социальной направленности. В 2003 году художник был удостоен почетного "Золотого льва" Венецианской биеннале.
— Что такое "Третий рай"? И где был второй, ведь в классической мифологии существует только один рай?
— Первый рай — это природа. Все мы, даже те, кто не верит в библейские легенды, вышли из этого рая. А второй рай — это тот искусственный мир, в котором человечество живет сегодня. Сегодня этот мир так разросся, что стал угрожать природному. Третий рай — то, что мы должны создать, найдя новое равновесие между искусственным и природным. Только так человечество сможет продолжить свое существование.
— А кто же те грешники, которым нет пути в этот третий рай?
— Те, которые настолько глупы, что сами не хотят туда войти. Чтобы создать третий рай, нужно переосмыслить сам дар творчества. Искусство в ХХ веке завоевало необычайную свободу, стало самодостаточным. Но теперь пришло время превратить эту свободу в ответственность. Я стремлюсь к этому еще с того момента, как стал создавать картины на зеркалах и позволил публике, обществу войти в произведение. Сегодня художник не должен уподобляться узкому специалисту, он должен исследовать самые разные сферы человеческой деятельности, взаимодействовать с экономикой, образованием, политикой, социологией, обращаться к практической деятельности.
— А не получается ли, что художники просто симулируют чужие занятия?
— Искусство должно не дублировать другие профессии, но быть мостом между различными областями деятельности.
— Став столь вездесущим, искусство не растворится, не станет невидимым?
— Напротив. Везде, где речь идет о переменах, осуществляемых сознательно и с ответственностью, будет проступать искусство. Это просто новая ступень концептуального искусства, только теперь концепт, идея становится основой для социальных преобразований.
— Это похоже на идеи русских авангардистов, но они в своем стремлении преобразить мир все же уповали и на революцию. А ваш "Третий рай" также требует радикальных политических и социальных изменений?
— Мир уже изменился. И мы должны переосмыслить саму идею прогресса. Прогресс должен не идти по прямой, но научиться поворачивать, сделать разворот. Это опять-таки как мои картины-зеркала, которые будут и на московской выставке. Зеркало — это противоположность окну, оно переворачивает перспективу. Мы уже не должны напролом идти вперед, мы можем развернуться, вновь принять наше прошлое. Но картины-зеркала вбирают в себя не только прошлое, но и будущее. Кто-то еще не рожденный однажды окажется перед ними и отразится в них.
— Какую роль в вашей инсталляции играет звук, музыка, которую написала Джанна Наннини?
— Я часто работал с различными музыкантами — с джазистами, с американским композитором-минималистом Мортоном Фелдманом. А сейчас я впервые сотрудничаю с представительницей рок-музыки. Джанна не просто певица, исполнительница, она сама пишет музыку и свой голос в этом проекте воспринимает как своего рода звуковую скульптуру. Она поет ровно одно слово — "мама". Это символ того, что человечество должно вновь родиться для третьего рая. Сам придуманный мной символ третьего рая содержит окружность, которая обозначает чрево, материнскую утробу.
— Начиная с 1960-х вы используете в своих работах груды тряпья, как это связано с идеей "Третьего рая"?
— В первоначальном варианте инсталляции они присутствовали. Но сейчас я, возможно, обойдусь и без них. Тряпье для меня — это мода, то, что всегда проходит. Это конец цикла потребления.
— Что для вас значит понятие "бедность"? Вы ведь были одним из идеологов arte povera, "бедного искусства"?
— Мы не стремились к зрелищности, скорее к эффективности средств выражения. Это не художественный минимализм. Мы стремились приобщиться к первичной энергии, к самой сущности вещей. К чему-то не зависящему только от воли художника. К чему-то превосходящему каждое конкретное произведение и то место, где оно в данный момент пребывает. Это можно определить словом "глокальное", то есть глобальное и локальное одновременно, ведь в каждом частном явлении присутствует нечто универсальное. И наверное, в основе этого искусства лежит достоинство.