Эксперимент, ставший эталоном

Сколковский институт науки и технологий с момента основания называли амбициозным «экспериментом» в российском образовании. Сегодня, когда страна остро ставит задачу обеспечения технологического суверенитета и преодоления кадрового голода, модель Сколтеха из объекта дискуссий превращается в предмет пристального изучения и отчасти тиражирования.

Что из заложенного 14 лет назад — проектная работа с первого дня, глубокая интеграция с индустрией, ориентация на мировые стандарты — доказало свою эффективность? Как «фабрика технологий» удерживает лучшие умы в условиях конкуренции с корпорациями и как создает прорывы на стыке дисциплин? Об этом в эксклюзивном интервью «Ъ-Науке» рассказал ректор Сколтеха, академик РАН Александр Кулешов.

— Сколтех часто называют «экспериментом» в российском образовании. В свете дискуссий о кадровом голоде для технологического суверенитета какие элементы вашей модели — проектная работа, интеграция с индустрией, международные стандарты — доказали свою эффективность и уже тиражируются другими вузами?

— Сколтех действительно начинался как эксперимент, и этот статус мы воспринимаем скорее как комплимент. В том или ином смысле примеру Сколтеха последовали очень многие. Мы деиствительно были лидерами, и ими остаемся. Но 14 лет назад подобного рода вузов не было. Сколтех был призван стать ответом на очевидную проблему: в классической системе образование часто отделено от практики, и, как следствие, у страны появляются сильные теоретические специалисты, но мало тех, кто умеет быстро переводить исследования в востребованные технологии. Мы целенаправленно строили институт как единое поле, где образование, исследования и индустриальная программа, работа с промышленностью, бизнесом идут параллельно и взаимно усиливают друг друга. На фоне дискуссий о кадровом обеспечении технологического суверенитета видно, что многие элементы нашей модели оказались достаточно успешными и востребованными.

Одним из ключевых образовательных форматов Сколтеха стала «Мастерская инноваций» (или Innovation workshop), наш флагманский курс, который абсолютно все студенты проходят в первый месяц обучения. По сути, это интенсив, сочетающий акселератор, хакатон и предпринимательский буткемп. Ключевое здесь — показать студентам, как инновации выглядят в реальной жизни, а не в стерильной симуляции, которую обычно создают в образовательных учреждениях. В жизни ведь все непредсказуемо и часто совсем не так, как учат нас в школе. Поэтому важно с самого начала заставить студента работать в условиях реальной неопределенности и ответственности. «Мастерская инноваций» — это структура, которая моделирует эту ситуацию. Поток магистрантов, около 300 человек, разбивается на команды; в месячном интенсиве от идеи до первого рабочего прототипа студенты получают не столько набор техник, сколько практику принятия решений, быстрой валидации гипотез и продуктовой ответственности. Это трансформирует мышление: теория перестает быть самоцелью, она становится инструментом для решения конкретных технических и коммерческих задач.

После этого погружения у каждого студента появляется возможность простроить индивидуальную образовательную траекторию. Да, существуют обязательные дисциплины в рамках каждой учебной программы. Но все, что касается выбора научной группы, темы исследований, проектных задач и углубления в конкретное направление,— в руках студента. Институт обеспечивает инфраструктуру: лаборатории мирового уровня, доступ к уникальному оборудованию, проекты на стыке наук, а главное — выдающийся профессорско-преподавательский состав, в котором есть исследователи с мировым именем.

Важно и то, как мы сопровождаем выход разработок в реальный мир. Это уже напрямую связано с задачей подготовки кадров для технологического суверенитета. Мы работаем со студенческими стартапами как с полноценными проектами: обучаем работе с патентами, помогаем получать гранты, готовим к общению с инвесторами. И, конечно, даем возможность пройти производственную практику в сильных технологических компаниях — в 2025 году их было свыше 100. Многие студенты продолжают работу там и после практики, и это прямой канал притока качественных кадров в отрасль.

Все эти форматы соответствуют лучшим мировым практикам. Сколтех создавался в партнерстве с Массачусетским технологическим университетом, ведущим техническим вузом мира, унаследовал его образовательные и исследовательские стандарты, и английский язык в этом смысле — не атрибут, а инструмент. Он обеспечивает доступ к глобальной научной повестке, открывает возможности для коллабораций и позволяет студентам учиться в логике мировых научных школ, а не в изоляции от них. Об этом говорил в ноябре в рамках Конгресса молодых ученых и президент Владимир Путин: нельзя запретить все иностранное, ибо в этом случае страна рискует при утрате конкуренции на рынке получить продукт низкого качества и дорогой по цене. Так и есть: мы растим кадры в мировом контексте, чтобы обеспечить ту самую конкуренцию.

Именно эти элементы сегодня видят и перенимают другие университеты в России, хотя таких все еще немного. Они действительно следуют по тому же самому пути — построению университета 3.0, где наука и образование сочетаются с коммерциализацией знаний и технологий.

— Тема «золотых мозгов» звучала на Конгрессе молодых ученых. Какова реальная статистика? Какая доля ваших магистрантов и аспирантов остается в науке — в ваших же лабораториях, в РАН, в R&D-центрах корпораций, а какая уходит в чистый бизнес? Что является для них главным якорем?

— Вы знаете, вопрос действительно очень интересный. У нас, например, огромная головная боль с науками о жизни: народу достаточно много учится, а работу, которая была бы по крайней мере достойно оплачена, найти сейчас в России, к сожалению, практически невозможно. Многие выпускники магистратуры выбирают академический трек и продолжают обучение и проведение исследований в аспирантуре, в том числе в аспирантуре Сколтеха.

Противоположный пример — наше самое большое подразделение — искусственный интеллект. Каждый, кто окончил Сколтех в этой области, имеет десяток предложении. И, конечно, в основном это бизнес: «Яндекс», «Сбер». И это объяснимо: искусственный интеллект приходит повсюду, и поэтому наши специалисты востребованы. Самых хороших мы, конечно, пытаемся оставить у себя. Не всегда это получается, но в основном мы следуем этому правилу.

— Сегодня за лучших студентов и аспирантов конкурируют вузы, академические институты и передовые инженерные школы госкорпораций. В чем ваше ключевое конкурентное преимущество в этой борьбе за умы?

— Понимаете, ведь когда ты выбираешь дорогу, направление своего собственного развития, дальнейшей жизни, то здесь всегда играет роль несколько обстоятельств, не самое последнее из которых — это, конечно, деньги. Люди, которые хотят посвятить себя науке, как правило, не слишком корыстны, но есть некий предел, после которого деньги, которые тебе платят, становятся унизительными. У меня может быть интересная работа, хороший руководитель, но предлагаемые мне деньги унизительные. И дело не только в том, что я не могу содержать семью или даже самого себя.

В чем наше преимущество? Во-первых, должен сказать, что Сколтех предлагает вполне достойные деньги для молодого специалиста. Я не хочу сказать, что это самая высокая начальная ставка в Российской Федерации, но деньги приличные.

Есть «Сбер», есть «Яндекс» и т. д.— немало компании, которые могут предложить больше, но у нас сразу накладывается второе преимущество. В Сколтехе блестящая наука. По количеству публикаций в ведущих журналах в расчете на профессора — я вам сообщаю официальные цифры — мы в два раза превосходим любой другой университет России. И вот это сочетание достойного вознаграждения и хорошей науки, прекрасных исследовательски ориентированных преподавателей является нашим главным конкурентным преимуществом.

Сейчас в топ-2% ученых, по версии Стэнфордского университета и научного издательства Elsevier, входят 34 исследователя из Сколтеха, причем это только вариант рейтинга по результатам за один год, а в том же рейтинге с результатами за всю карьеру у нас еще шесть имен. Ни у одного российского вуза столько нет, хотя численность исследователей, инженеров и преподавателей у нас ниже — меньше тысячи человек. По версии рейтинга Research.com, пятеро ученых Сколтеха входят в топ-5 специалистов в своих областях в стране. Например, Артем Оганов одновременно химик номер один и материаловед номер два в России, а Михаил Гельфанд и Филипп Хайтович занимают второе и четвертое места среди российских генетиков.

Безусловно, есть еще одно преимущество — оборудование. Вы знаете, у экспериментатора может быть и замечательная зарплата, и прекрасный руководитель, но если тебе не на чем работать, то ты не работаешь. Эксперимент требует оборудования. Так вот, в мире мало институтов с таким высококлассным оборудованием, подходящим для разных научных направлений, причем обычно это университеты с вековой историей или научно-исследовательские институты, которые не предоставляют студентам и аспирантам широкого доступа к инструментам.

Наш комплекс электронной микроскопии, который открыт и для студентов, в сегодняшних условиях невозможно воспроизвести в России ни за какие деньги, равно как и многие экспериментальные установки для исследования углеводородов, аналоги которых вы найдете разве что в крупных нефтегазовых компаниях, где они опять же недоступны студентам. Взять, например, трубы горения, в которых моделируют процессы в пласте в большом масштабе,— таких всего несколько штук в мире. Есть и фильтрационные установки с рентгенографией и 3D-томографией, и уникальный запатентованный прибор для определения тепловых свойств пород.

— Лейтмотив конгресса — междисциплинарность. Сколтех изначально строился на этом принципе. Можете привести пример конкретного прорывного проекта на стыке, например, биотеха и ИИ или материаловедения и вычислений, который бы не смог родиться в рамках традиционного факультетского деления?

— Вы знаете, когда я почти десять лет назад пришел в Сколтех, у нас была небольшая группа искусственного интеллекта — человек десять примерно. Сейчас тут работает 350 человек, и искусственный интеллект проник всюду.

Мне очень легко привести примеры. Наша молодая сотрудница, доктор биологических наук Екатерина Храмеева, осуществила высоко оцененную на международном уровне разработку, которую назвали биологическими часами. Речь об инструменте для оценки биологического возраста. Это на самом деле довольно распространенная сейчас история, но это действительно пересечение биологии и искусственного интеллекта.

Другой прекрасный пример — совместная с Университетом Шарджи лаборатория BIMAI Lab, которая была создана в 2024 году вместе с нашими давними партнерами из ОАЭ. В этой лаборатории проводят исследования на стыке искусственного интеллекта, математики и биологии с очень практической целью — создание реальных решений и коммерческих продуктов в области психиатрии, нейродегенеративных заболеваний, онкологии, респираторных заболеваний и нарушений обмена веществ, включая базы данных, панели биомаркеров, системы медицинского обеспечения, экспертные инструменты, программное обеспечение ИИ. Например, коллектив лаборатории занимается поиском потенциальных биомаркеров большого депрессивного расстройства. Такие работы позволят вывести диагностику заболевания на новый уровень — не через субъективные опросы, а на основе реальных медицинских данных. Ученые работают и над методами ранней диагностики рака и разработки персонализированных препаратов для каждого пациента. Это все становится возможным, конечно, только благодаря объединению молекулярной биологии, математики и искусственного интеллекта.

Еще один пример — проект Сколтеха по развитию технологии натрий-ионных аккумуляторов, в котором объединяется экспертиза в электрохимии, вычислительных науках и других областях. В этом году проект получил многомиллионную поддержку Российского научного фонда, у него есть конкретный индустриальный заказчик, то есть эта технология создается не в стол, а с учетом реальных потребностей индустрии и страны. Здесь важно понимать, что натрий-ионный аккумулятор — это не просто очередной тип аккумуляторов, который заменит литий-ионную технологию. Натрий — очень перспективный материал в электрохимии. С его помощью можно значительно удешевить аккумуляторы для тех сфер, где литий избыточен, например в стационарных системах накопления энергии, электротранспорте. В рамках проекта мы стремимся создать полный технологический цикл производства таких аккумуляторов.

Сейчас новые материалы уже перестали делать без использования искусственного интеллекта. Если раньше это был метод проб и ошибок, то сейчас это разумное предсказание. Таких примеров масса.

— В рамках секции AI Journey много говорят о применении ИИ. Где в ваших стенах ИИ дает наиболее драматический эффект прямо сейчас — в предсказании свойств новых материалов, в расшифровке биологических данных, в управлении экспериментами?

— Наиболее сильный эффект на сегодняшний день, наверное, в материаловедении и химии. Например, университет ИТМО ввел новую специальность — инфохимия. И действительно, сейчас ведущие российские ученые, работающие в области материалов, в области современной химии, уже не представляют себе работу без использования искусственного интеллекта. Так что я бы не выделял ничего.

Есть области, в которых пока это используется поменьше. Ну, скажем, в теоретической физике я, честно говоря, примеров использования искусственного интеллекта не знаю, хотя я говорю это без полной уверенности. В целом сочетание искусственного интеллекта с традиционным инженерным подходом, основанным на фундаментальных принципах (first principles), дает очень серьезные результаты в промышленности.

Дает ли это что-то в чисто научном смысле? Не знаю. Кажется, пока нет, но точно даст. В математике это, конечно, тоже пока себя не показало, но, может быть, гипотезу Римана докажет искусственный интеллект. Задача тысячелетия.

— Следуя теме критических технологий биотеха, какой из ресурсов является наиболее критическим для ваших лабораторий? Например, в области геномного редактирования это зависимость от зарубежных ферментов и систем доставки или в случае биопечати — нехватка отечественных биочернил и программ для моделирования тканей.

— Некоторые из самых активно развивающихся в мире направлений в науках о жизни практически не представлены в России. Например, криоэлектронная микроскопия, которая позволяет определять структуру белковых комплексов и изучать взаимодействие малых молекул (лекарств) с белками-мишенями. В проектах, требующих данных о структуре белков, приходится прибегать к научному сотрудничеству с зарубежными лабораториями, в частности с китайскими, где определение структур поставлено на поток.

Другой критической технологией, важной для создания новых инструментов редактирования ДНК, является умение заново собирать гены с нуля. К примеру, ученые в США и Китае могут найти интересный ген в открытых базах данных, заказать его синтез и начать работу с ним в течение недели. Поскольку синтез длинных фрагментов ДНК в России недоступен, для клонирования новых генов необходимо найти физический источник ДНК — например, штамм бактерии, который может оказаться и вовсе не культивируемым.

Отсутствие доступа к некоторым технологиям и эффективно работающим ЦКП (центрам коллективного пользования), куда ученые могут делегировать рутинные задачи или задачи, требующие специальной экспертизы, приводит к увеличению сроков и организационных усилий при выполнении проектов.

Что касается реактивов, то для большинства из них в последние годы были налажены новые каналы поставок. Как и раньше, работу над проектами приходится планировать на полгода-год вперед, но практически все расходные материалы остаются доступны. Другое дело, что цены на реактивы за последние годы выросли в два-три раза. В результате, получив стандартный групповой грант РНФ, ученый может выполнить значительно меньше задач, чем раньше, и уж точно не может позволить себе закупку нового оборудования. Учитывая, что требования к количеству публикаций со стороны научных фондов не изменились, это неизбежно приводит к снижению качества исследований, выполняемых российскими учеными. Приходится очень стараться, чтобы держать планку.

— Сколтех позиционирует себя как исследовательский инновационный университет. Насколько амбиция создать стартап является обязательной для вашего студента или ученого? Вы растите в первую очередь ученых, которые могут коммерциализировать исследование, или предпринимателей, глубоко погруженных в науку?

— Вы знаете, это действительно сложный вопрос. Стартап в Сколтехе не является обязательным. Мы, безусловно, приветствуем предпринимательские инициативы, и у нас есть огромное количество стартапов, созданных студентами, которые стали успешными и востребованными на рынке: микрофлюидные технологии для лабораторных исследований «Лабадванс», проект в области материалов для микроэлектроники «АллойТек», органические полупроводники для гибкой электроники «Полисенс», единственная в России экосистема фотонных интегральных схем для оптических коммуникаций «Фистех», системы гиперспектральной визуализации для биомедицины «Гиперспектрус» — список может занять целое интервью.

Однако финальный выбор карьерного трека всегда остается за человеком: он может полностью сосредоточиться на фундаментальной науке или пойдет в бизнес, если мы все-таки сумели у него разбудить предпринимательскую жилку, что собственно является одной из наших главных целей. Как раз для этого каждый год мы проводим «Мастерскую инноваций», о которой я уже говорил ранее. В течение месяца практически по 12–14 часов в день студенты работают над идеями, превращая их в прототипы и первые рабочие продукты. Для реализации любых идей у нас есть инфраструктура мирового уровня: «Фаблаб» площадью несколько сотен квадратных метров доступен студентам круглосуточно и оборудован всем необходимым для воплощения самых смелых инженерных и технологических решений.

При этом мы не требуем от каждого студента становиться предпринимателем. Главная цель Сколтеха — растить думающих людей, мотивированных специалистов, способных выстраивать собственную траекторию, понимать цели своей работы и активно влиять на научное и технологическое развитие независимо от того, выбирают они путь стартапа или сосредотачиваются на фундаментальной науке.

— Вы активно работаете с госкорпорациями и крупным бизнесом. Что они приходят заказывать в Сколтех — фундаментальные НИР, которые дадут результат через десять лет, или прикладные НИОКР с измеримым результатом через два года? И кто является главным драйвером таких коллабораций — профессора Сколтеха или запрос самой индустрии?

— Если говорить откровенно, бизнес практически не заказывает фундаментальные НИР — ни у нас, ни за рубежом. Бывают редкие исключения, особенно в таких областях, как квантовые вычисления или искусственный интеллект, где крупные международные компании действительно инвестируют в исследования с длинным горизонтом. Но в целом коммерческому сектору нужны прикладные НИОКР, которые дают понятный, измеримый результат в ближайшие год-два.

Что касается инициативы — она бывает разной, но чаще все-таки запрос идет от индустрии. Бизнес формирует задачу, а мы предлагаем решение. Хотя, конечно, многое зависит от конкретных людей. Самые сильные коллаборации возникают там, где есть предпринимательски мыслящий лидер — человек с хорошим инженерным образованием и одновременно с внутренним драйвом создавать новое. Именно такие люди — и в компаниях, и среди наших профессоров — и создают будущее.

— Сколтех был создан как амбициозный проект с нуля. Спустя годы что стало главным успехом, которым вы гордитесь, и главным разочарованием или вызовом, который оказался сложнее, чем вы ожидали?

— Ну, вы знаете, мы сейчас живем под лозунгом «Сколтех — фабрика технологии». И для нас является предметом гордости то, что мы в отличие от, я говорю совершенно уверенно, любого другого российского университета наконец стали доводить идею до прототипа, а впоследствии — до серийного производства. И мы действительно научились это делать. Это было главным вызовом для нас и является нашим главным предметом гордости.

Разочарования? Да нет особо никаких разочаровании. Наверное, все происходило за 14 лет по довольно накатанному варианту, дорогами, которые нам показал MIT, не буду скрывать. В кооперации с большими талантами из России и других стран. И никаких особых разочаровании я не могу вспомнить.

Мария Грибова