Фестиваль танец
В рамках фестиваля DanceInversion на сцене музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Национальный балет Португалии представил спектакль "Педро и Инес" в хореографии Ольги Рориц. Макабрическая история португальских любовников взбудоражила ТАТЬЯНУ Ъ-КУЗНЕЦОВУ.
Отважиться перенести на сцену подлинную историю главных португальских любовников может лишь безумец или португалец. Судите сами: в XIV веке португальский принц Педро безоглядно влюбился в Инес де Кастро — придворную даму своей невесты, принцессы Кастильской. Его отец, король Афонсо IV, все-таки настоял на династическом браке и сослал девушку в глухую провинцию.
Страсть любовников эти меры отнюдь не охладили, тем более, что законная жена Педро вскоре умерла от родов. Парочка стала жить открыто, нарожала четверых здоровеньких бастардов, угрожавших законным наследникам престола одним своим существованием. В конце концов король решил покончить с опасной связью и подослал к Инес троих убийц. Обезумевший принц едва не учинил гражданскую войну, и лишь естественная смерть Афонсо IV, случившаяся спустя два года после убийства прекрасной Инес, спасла венценосного папу от мести сына. Педро, став королем, первым делом казнил убийц, приказал эксгумировать любимую и объявил ее королевой, заставив придворных целовать руку полуистлевшей покойницы.
Семь столетий нетленную любовь Педро и Инес на все лады воспевали поэты, композиторы, драматурги. В прошлом веке за Инес и Педро взялись и балетмейстеры, трактуя сюжет в духе романтической трагедии. Однако представить себе этот исторический макабр в веке XXI, ироничном и трезвом, казалось совершенно невозможным. И португальская хореографиня Ольга Рориц, несмотря на свой балетмейстерский опыт ("Педро и Инес" — ее 50-й балет), по собственному признанию, тоже не знала, "как правильно рассказать этот сюжет".
Ее балет похож на киноклип: крупные планы в нем — важнее ансамбля, жест — сильнее па, грубая вещественность элементов сценографии (настоящей воды и земли) — поэтичнее балетных "сновидений". Как ни странно, в этом скупом на хореографию спектакле, поставленном на скомпилированную Ольгой Рориц минималистскую музыку (кроме Филипа Гласса и Арво Пярта в списке значится полдюжины авторов), самое слабое — его затянутое танцевальное начало: щедрый на экстатические движения "Сон Инес". Семь танцовщиц (семь ипостасей кастильской красавицы) в семи монологах переживают пророческое видение — собственное убийство. Грамотно выученные артистки исполняют свои соло с фанатичной экспрессивностью, но их патетическое многословие выглядит затянутым и излишне мелодраматичным. Фальши добавляет король Афонсо: все это время монарх, подергиваясь в конвульсиях на троне и строя страшные гримасы собственной короне, разыгрывает злодея в духе старого пантомимного театра.
Спасают спектакль как раз самые рискованные сцены. Любовное адажио Педро и Инес хореографиня буквально утопила в бассейне, занявшем полсцены. Понятно, что по колено в воде особо не растанцуешься — кружение, беготня, фонтаны брызг, летящие от рук, волос, одежд. Но в этих поцелуях взахлеб, жадных, сочащихся водой объятиях, диких прыжках и детском барахтанье есть неподдельная стихийность страсти, которую не так-то просто показать на балетной сцене.
С редким тактом хореографиня ставит совсем уж чудовищную сцену — "Педро вгрызается в сердце виновников убийства": восемь мужчин на авансцене и впрямь дерут зубами нечто, похожее на комок плоти — но их скупые позы, тяжко перекатывающиеся мышцы, мучительные выгибы и убитые падения на колени переводят жуткую натуралистичность действа в метафору безумной скорби. Завораживающе прекрасна и эксгумация трупа: Педро-король (эту роль исполняет уже другой, "возрастной" артист) брызгами отшвыривает горсти земли, пока в его ладонях не оказывается белая женская рука — как лебединая шея с поникшей головкой.
Впрочем, сценография совсем не безукоризненна. Долгое шествие короля с телом Инес и не менее обстоятельную сцену коронации покойницы сильно портит идиотский "трон" — функциональное сооружение с подпорками для головы и руки, разом похожее на стоматологическое и гинекологическое кресло. Можно посетовать и на некоторую хаотичность дуэтов "любви" и "похорон": увлекшись задачей показать естественность неестественных ситуаций, хореографиня не сумела вычеканить хореографическую формулу этих адажио — найти ту единственно точную комбинацию движений, которая могла бы стать осью и сутью любовных сцен.
Но все просчеты этого "неправильного" балета искупают неистовое простодушие и подлинность чувства, на которые способны, наверное, лишь обитатели Пиренейского полуострова — европейской окраины современного танца, не затронутой саморазрушительной рефлексией более искушенных северных соседей.