6 ноября (по старому стилю) 1757 года в Петербурге указом Сената была учреждена Академия художеств. За последние полгода корреспондент "Власти" Анна Толстова побывала на нескольких больших выставках к 250-летию Российской академии художеств и отметила, что как следует отпраздновать юбилей у академиков почему-то не получается.
Юбилей Академии художеств — это вам не тысячелетие Казани.* Дата верная. 6 ноября 1757 года вышел указ: фаворит Елизаветы Петровны Иван Шувалов, интеллектуал, эстет, попечитель Московского университета, добился своего, и в Петербурге была образована "трех знатнейших искусств академия".
Причем образована не только на бумаге. В самом начале 1758-го набрали первых учеников, частью — из гимназии при Московском университете, к которому поначалу была приписана академия, частью — в Петербурге, в основном из солдатских детей. И не каких-нибудь случайно подвернувшихся под руку. Лучшие мастера русского классицизма — основоположник исторического жанра Антон Лосенко, портретист Федот Шубин, архитекторы Василий Баженов и Иван Старов — это все шуваловский набор. Занимались, правда, на дому у самого Шувалова, ставшего первым директором академии: своего помещения она пока не имела. Но учились всерьез, как в других европейских академиях, где обучение живописи, ваянию и зодчеству начиналось с рисунка — универсальной художественной грамоты. Рисовали слепки, выписанные Шуваловым из Италии, копировали гравюры.
Все это — слепки, гравюры, студенты и профессора — вскоре переехало в здание на набережной Невы, между 3-й и 4-й линиями Васильевского острова, выстроенное по проекту двух новообразованной академии профессоров — Жан-Батиста Валлен-Деламота и Александра Кокоринова. В то самое знаменитое здание, которое с конца XVIII века и до наших дней все упорно называют Академией художеств, хотя помещающееся в священных стенах учебное заведение давно носит официальное название Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина. В то красивейшее здание петербургского классицизма, которое не удалось испортить своей скульптурой даже нынешнему президенту РАХ Зурабу Церетели, водрузившему над портиком главного входа золоченую Минерву-Екатерину, а посреди круглого двора — памятник имбецилу Шувалову.
Екатерина Великая, кстати, отправила Шувалова в отставку — не то из ненависти к своей предшественнице на троне, не то из ревности к ее фавориту, бывшему накоротке с Вольтером и Гельвецием. Академию она реорганизовала, 4 ноября 1764 года даровала ей новый устав и повелела считать эту дату днем основания Императорской академии художеств, предыдущий период ее деятельности объявив "партикулярным". Но как бы ни хотелось просвещенной монархине считаться создательницей русской художественной школы, факт остается фактом: Академия художеств в России существует с 1757 года.
Более того, с 1757 года Академия художеств существует по большому счету непрерывно, несмотря на все реорганизации, революции, переименования и переезды. Приспосабливается к разным уставам, перестраивается и постоянно опровергает самое себя, но ведь живет — как главный художественный институт и главный художественный профсоюз страны.
Да, конечно, в 1834 году в академии проповедовали классицизм, в 1894-м — реализм, а в 1934-м — социалистический реализм, но то, что называлось разными словами, проповедовалось схожими методами. Так что в 1834-м студенты рисовали атлетически сложенного молодого натурщика, чтобы потом превратить его в Муция Сцеволу или апостола Петра, в 1894-м — старика-кучера или отставную няньку, чтобы вживить их в картину из народной жизни, а в 1934-м — широкоскулого рабочего, чтобы впоследствии живописать какую-нибудь стачку на старом уральском заводе.
Конечно, педагогические революции запаздывали — их опережали революции студенческие. В 1863 году студенты Алексея Тарасовича Маркова, прозванного за любовь к классике Колизеем Тарасовичем, 14 бузотеров во главе с Иваном Крамским, отказались писать диплом на сюжет "Пир в Валгалле", требуя сюжетов из русской жизни, и покинули в знак протеста академию. Из "бунта четырнадцати" родилось "Товарищество передвижных художественных выставок", взявшее реванш лет через тридцать. В 1890-х передвижники стали профессорами академии и гнобили будущих мирискусников, которым хотелось чистой красоты, а не критического реализма. Мирискусники добрались до профессорских мест в 1920-х и, в свою очередь, притесняли авангардистов.
Академию не раз закрывали. Скажем, в революционном 1905-м. Началось с письма протеста Валентина Серова и Василия Поленова на имя вице-президента. Профессора требовали отставки президента академии великого князя Владимира Александровича, командовавшего расстрелом демонстрации 9 января на Дворцовой площади. Письмо от руководства предусмотрительно скрыли, но Серов все же демонстративно отказался от звания академика. Кончилось тем, что осенью 1905-го на куполе академии развевался красный флаг. Среди студентов начались аресты, академию прикрыли на год.
В революционном 1918-м декретом Совнаркома Императорскую академию художеств и вовсе упразднили — вместо нее образовывались Петроградские государственные свободные художественно-учебные мастерские. В СВОМАСе царила революционная демократия: принимали всех желающих, независимо от способностей, студенты открытым голосованием выбирали профессоров и сами записывались в мастерские. Казалось, академия рухнула. И что же: к ветерану старой академии Дмитрию Кардовскому записалась чуть ли не сотня студентов, а к авангардисту Владимиру Татлину — всего двое. И хотя в академической церкви св. Екатерины теперь помещался спортзал, где не пели в церковном хоре, а прыгали через "козла", и хотя изрядное количество слепков побили, в валлен-деламотовском здании на набережной Невы по-прежнему рисовали гипсы и натурщиков.
В 1932 году, после указа ЦК ВКП(б) "О перестройке литературно-художественных организаций", в Ленинграде была восстановлена Всероссийская академия художеств, которую вскоре возглавил автор "Ленина в Смольном" Исаак Бродский. Выдающийся хамелеон, ученик Репина и бывший мирискусник, собравший такую коллекцию авангарда, какой позавидует сама Третьяковка, для души якобы подражавший Шагалу, а для дела писавший "Расстрел двадцати шести бакинских комиссаров", пламенный пропагандист соцреализма и первый художник страны, награжденный орденом Ленина. В 1947 году — накануне "Ленинградского дела" — академию перевели в столицу и реорганизовали: так появилась Академия художеств СССР с двумя учебно-производственными базами, Суриковским институтом в Москве и Репинским — в Ленинграде. Правопреемницей этого учреждения и является нынешняя Российская академия художеств с Зурабом Церетели во главе. Гипсы и натурщиков в институтах РАХ рисуют, как и 200 лет назад.
То есть налицо и круглая дата, и сам юбиляр, находящийся вроде бы в добром здравии. Тут бы и справить 250-летие Академии художеств большой парадной выставкой, показав преемственность традиций, от 1757-го к 2007-му. Однако выставок настряпали предостаточно, а парада не вышло.
Остроумнее всех выкрутился Русский музей, добрая половина коллекции которого — это и есть плоды академического просвещения. В "академических залах" музея, там, где обычно висят "Последний день Помпеи" Карла Брюллова и "Медный змий" Федора Бруни, просто устроили расширенную юбилейную экспозицию, добавив академического рисунка и архитектурных перспектив. Впрочем, можно было бы сделать проще: прямо над входом в Русский музей повесить вывеску "250-летию Академии посвящается", а недоумевающим посетителям объяснять, что здесь все, даже отдел икон, имеет отношение к РАХ. Потому что именно академическое руководство первым, еще с начала XIX века, заговорило об изучении и сохранении памятников древнерусского искусства, из чего потом получились и музейные коллекции, и "русско-византийский стиль" с Храмом Христа Спасителя в качестве манифеста.
Самым радикальным образом выступил петербургский Музей Академии художеств с выставкой "Путь к мастерству", которая вроде бы показывает учебный процесс во всей его полноте: вот копировали западные образцы, вот рисовали слепки с антиков и делали обмеры памятников римской архитектуры. Вот проект мавзолея работы классициста XVIII века, а вот проект усыпальницы, сделанный будущим советским конструктивистом, и они так похожи, что можно перепутать. Только на начале XX века все почему-то резко обрывается, как будто искусство в академии закончилось после 1917 года.
Ну а самой странной стала главная юбилейная выставка, сделанная под эгидой РАХ и показанная в обоих Манежах, московском и петербургском, летом этого года. Этот блокбастер состоял из двух частей. Первая — хит-парад коллекции вышеупомянутого Музея Академии художеств: с портретами всех президентов и вице-президентов, с архитектурными моделями и гравюрами, с ученическими работами Карла Брюллова, Александра Иванова и Ильи Репина — умилительные ошибки будущих гениев в пропорциях и перспективе. Вторая часть представляла последних лет творчество нынешних академиков, лауреатов всевозможных сталинских и ленинских премий, убеленных сединами старцев, средний возраст которых давно перевалил за семьдесят. И эта затхлая экспозиция разом напоминала и что-то вроде масштабной союзовской выставки застойных времен, и сувенирные ряды на Арбате. Период с 1917-го по 1997-й (в том году президентом был избран Зураб Церетели) отсутствовал. Видимо, таким образом пытались показать, как славные академические традиции, похороненные большевиками, возродись в эпоху правления последнего президента РАХ. Но убедить в этом не смогли даже самих себя: оттого, наверное, на вернисаже даже ветераны говорили о том, что пора уже при академии открывать отделение современного искусства.
Замечательная получается картина. То есть всю свою дореволюционную историю Академия художеств занималась современным искусством: При Екатерине II — классицизмом, при Николае I-- романтизмом, при Александре II — реализмом. А теперь она занимается каким-то несовременным искусством, тогда как современное искусство делают совсем другие люди. Это как если бы выяснилось, что одна часть отечественных писателей пишет современную русскую прозу, а другая — древнеегипетскую.
Может быть, дело в том, что в 2007 году следовало отметить сразу два юбилея: 250-летие Императорской академии, давно покойной, и 60-летие Академии художеств СССР, ныне здравствующей под другим именем. Той самой АХ СССР, где занимались не столько искусством, сколько людоедством, кляузами, доносами, борьбой за звания и доходные места. Это две совершенно разные академии.
Валентин Серов, профессор первой, не боялся писать письма протеста великому князю. Владимир Серов, президент второй в 1962-1968 годах, был готов подписать любое письмо, осуждающее отклонившихся от генеральной линии партии и правительства.
По уставу 1764 года в Воспитательное училище при академии набирали — преимущественно из низших сословий — шестилетних мальчишек и растили взаперти лет до двадцати. Учили не только художествам, но и наукам, ремеслам, древним и новым языкам, прививали просветительские идеи о равенстве и братстве, хоть и секли розгами, недокармливали и морозили в нетопленых спальнях (потому что академические завхозы, от начальства до дядек-воспитателей, все сплошь воровали). Немудрено, что вылетевшие из этого руссоистского инкубатора птенцы чувствовали себя аристократами духа и плохо приживались среди аристократов настоящих, видевших в них этаких образованных лакеев. По уставу 1947 года Академия художеств СССР получала статус питомника советской творческой элиты, которая почему-то очень вольготно чувствовала себя в лакейской роли.
Вот поэтому, видимо, и не получается одной большой выставки про 250-летнюю, непрерывную и славную историю академии.
*См. "Власть" N34 за 2005 год, N14 за 2006 год.