Пластическая операция
Венгры показали шоу-балет о Фриде Кало
В Петербурге на сцене «Балтийского дома» в рамках международного фестиваля искусств «Дягилев P.S.» (“Ъ” писал о нем 13 и 16 ноября) Танцевальная компания Евы Дуды и венгерский Национальный театр танца представили 75-минутный спектакль «Фрида». Шоу-балет о тяжкой жизни и ярком искусстве Фриды Кало показался Татьяне Кузнецовой весьма легковесным, но по-своему поучительным.
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков
На «Фриде» «Балтийский дом» ломился от публики. Перед началом Ева Дуда, хореограф и художник-постановщик спектакля, сообщила публике, что ее постановка за три года объездила всю Центральную Европу, и заодно рассказала, кто такая Фрида Кало.
Возможно, это биографическое шоу действительно предназначено тем, кто не знает подробностей биографии великой мексиканки: про автобусную аварию, искалечившую ее навсегда, про бурный роман и драматичный брак с ловеласом и гением Диего Риверой, про несколько выкидышей, вечный пыточный корсет, страсть к жизни и живописи, про смерть в 47 лет.
Исчерпывающие названия («Сломанное тело», «Живопись и лечение», «Диего» и так далее) предваряли каждую из восьми частей — иллюстраций избранных эпизодов трагической жизни Фриды. Впрочем, с первого же фрагмента — стандартно-эстрадного танцевального антре десяти участников спектакля во главе с героиней под музыку Ижака Фаркаша и Тибора Молнара — стало ясно, что углубляться во внутренний мир художницы с ее телесными и душевными недугами Ева Дуда не будет.
С помощью простейших хореографических приемов Ева Дуда создала пластический комикс — серию незатейливых сценок, дополненных автопортретами самой Фриды, подслеповато спроецированными на задник.
Легкость рассказа не всегда тождественна легковесности; и первые эпизоды «Фриды» еще балансировали между занимательностью и попсовостью. Скажем, сцена, в которой разбитую катастрофой девушку консилиум «врачей» с профессиональной деловитостью перетаскивал, как манекен, с тумбы на тумбу, ставя на голову, распрямляя руки-ноги, закрепляя шею и торс, весьма находчиво отражала макабрический кошмар бесчисленных операций. Вполне корректно, даже трогательно сочинена и первая встреча Фриды с Диего Риверой: герои безотрывно глядят друг на друга, их вальсирующие обводки-подкрутки все увеличивают скорость, а движения — амплитуду; охвативший любовников чувственный вихрь получил визуальное воплощение.
Лучшее в этом спектакле — сама Фрида, точнее — итальянка Элеонора Аккалай. Ничего примечательного в хореографическом плане Ева Дуда предложить ей не смогла. Однако даже на таком небогатом материале умная и темпераментная танцовщица, обладающая портретным сходством со своей героиней, сумела сделать роль Фриды по-настоящему драматичной. Сдержанная телесная экспрессия, актерская глубина и человеческая деликатность исполнительницы позволяли ее персонажу сохранять достоинство даже в самых пошлых эпизодах спектакля. Вроде свадебной церемонии, в которой егозливого старикана-Риверу (Тибор Ковач, экс-премьер Национального балета Венгрии, превратил своего героя в комического похотливого сатира) соблазняет целая стая «подружек невесты», ползая перед ним на четвереньках этакими хищницами-кошками.
Исчерпав биографию Фриды, но не набрав нужный хронометраж, Ева Дуда вставляет в свой спектакль безотказное «Болеро» Равеля. Эпизод «Карнавал» (вероятно, имеется в виду мексиканский День мертвых) явно призван усилить национальный колорит спектакля.
Под нарастающую пульсацию равелевского ритма по световой дорожке от задника к авансцене сольно или попарно дефилируют все участники спектакля, наряженные с посильной затейливостью. Но ни разукрашенные белые полумаски, ни дыбом стоящие парики, ни брутальные черные костюмы, ни цветные разлетающиеся тряпки, ни даже ходули, на которых два солиста откалывают коленца в виде больших батманов и полурондов, не могут скрыть пустоту этого 18-минутного шествия, не подкрепленного ни смысловыми, ни содержательными, ни пластическими основаниями.
Однако в умении манипулировать зрительскими эмоциями Еве Дуде не откажешь: после возбуждающего «Болеро» она запускает беспроигрышно надрывную мексиканскую балладу, позволяя своим героям встретиться напоследок еще раз. И пока под хриплые женские стенания «Диего» (в пальто, из-под которого выбиваются клубы дыма, наверное, воспоминаний) ласково прихватывает тоже дымящуюся «Фриду» за шею (чтобы поняли, что любовь его была удушающей), а та возлагает ладонь на его лицо (чтоб было ясно, что, кроме Фриды, он в сущности никого в своей жизни не видел и не любил), остальная труппа при ярком свете подчеркнуто буднично убирает незатейливый скарб спектакля. Это необходимо, чтобы подчеркнуть: спектакль-то современный. А то еще подумают — просто мексиканский сериал.