Павла Егорова в музыкальном Петербурге не просто уважают. Его еще и любят — за острый ум и энциклопедические знания, — несмотря на то что сольные концерты в родном городе пианист дает крайне редко. Воодушевление публики, заполнившей Большой зал Филармонии до отказа, разделил ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Перебравшись после окончания Московской консерватории в Ленинград, пианист сделал здесь солидную карьеру — исполнительскую и исследовательскую. Под редакцией профессора Санкт-Петербургской консерватории вышло в свет полное собрание сочинений Роберта Шумана, собрание фортепианных сонат Бетховена и "Хорошо темперированный клавир" Баха, а в его исполнении записано более сорока программ на "Мелодии", Sony, Colambia, Intermusica и других лейблах, приличных во всех отношениях. При этом маэстро Егоров избегает стези "видного деятеля искусств", сторонится контактов с политическим истеблишментом и не разменивает свой авторитет на модные нынче околомузыкальные затеи.
Программу концерта в Большом зале Филармонии Павел Егоров построил из крайних полюсов европейской романтической культуры: ранние опусы Шумана ("Карнавал" и "Детские сцены") и ранние опусы Александра Скрябина (Три пьесы, сочинение 2, и Двенадцать этюдов, сочинение 8). В этих циклах два совсем еще молодых композитора очертили границы последней эпохи, к которой, хоть и с оговорками, применима характеристика "прекрасная". Павел Егоров любит играть Шумана. Его карьера, собственно, и началась с первой премии на Международном конкурсе имени Роберта Шумана в Цвиккау (1974). Более того, потрудившись над редакцией Полного собрания сочинений композитора, пианист имеет свое отношение к неповторимому шумановскому голосоведению, сотканному из игры подголосков. Напрасно ожидать от господина Егорова какой-то особой — вычурно интеллектуальной или задиристо-новаторской — интерпретации. Все-таки этот маэстро крепкий академист и трактует авторский текст не с налета, а с энциклопедически суховатым знанием дела. И "Карнавал", и "Детские сцены" Павел Егоров играл крепко и строго, ни разу не позволил себе "плыть" по роялю, замазывая ясное звукоизвлечение "жирной" педалью или преувеличенными crescendo и diminuendo. В Скрябине такую же дисциплину звука Павел Егоров вооружил куда более значительным звуковым натиском, словно переключил регулятор давления пальцев на maximum. В программе не обошлось и без исторического сюжета: благодушный инфантилизм шумановских пьес и экстатические порывы скрябинских этюдов к финалу напоролись на жесткий ритмичный драйв Второй поэмы Скрябина из опуса 32, написанной в самом начале "антиромантического" XX века (1903). Под занавес пианист не без удовольствия дал понять, что это совсем другая музыка и совсем другое время, от которого хорошего не жди.