Библиотекарь в лабиринте

Через неделю, 3 декабря, национальная литературная премия «Большая книга» объявит победителей. Один из явных фаворитов экспертного сообщества среди финалистов этого года — роман Эдуарда Веркина «Сорока на виселице». О книге рассказывает Сергей Чередниченко.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Репутация Эдуарда Веркина как хорошего прозаика с оригинальной фантазией на протяжении двадцати лет формировалась на периферии современного литературного пространства: он автор многочисленных рассказов, повестей и романов для детей и подростков. Роман «Облачный полк», впервые вышедший в 2012 году, самые разные критики единодушно называют лучшей современной детской книгой о Великой Отечественной войне. Повесть «Чяп» в 2017-м была удостоена премии в области фантастики «Новые горизонты». Однако в последние несколько лет Веркин уверенно мигрирует в «большую литературу», на профессиональном писательском сленге иронично обзываемую «боллитрой». В 2023 году двухтомный роман «снарк снарк» объемом в полторы тысячи страниц прорвался в шорт-лист «Большой книги» и занял третье место в читательском голосовании.

Новый роман Веркина «Сорока на виселице» искусно мимикрирует под научную фантастику.

Концептуально роман опирается на реальные научные изыскания прошлого: двухщелевой опыт Томаса Юнга со светом, работы Константина Циолковского по освоению космического пространства. На их основе Веркин строит модель будущего. Примерно в двадцать четвертом веке благодаря научно-техническому прогрессу человечество вроде бы достигло утопического благоденствия. В Академии Циолковского развивается ведущее научное направление — «синхронная физика», сверхзадача ее адептов — «возникновение живой Вселенной <…> и обуздание энтропии». Есть и масса прикладных задач, а именно: продление срока человеческой жизни, экспансия Homo spatium (человека космического) на уже открытые экзопланеты, эксперименты со способами перемещения в пространстве.

Впрочем, любители вымышленных технологий здесь вряд ли найдут повод для удивления. «Ховер неловко задрал корму и клюнул носом, чиркнул по воде, гравитационные компенсаторы взбили воду в туман, он облаком поднялся над рекой» — подобные эпизоды редки. Вся фантастическая атрибутика затмевается в тексте потоком сознания главного героя Яна и диалогами персонажей, балансирующими на грани между интеллектуальностью и стебом. В целом выстраиваемый Веркиным мир не претендует на убедительность в деталях. Работники института на планете Реген летают на ховерах, но при этом наматывают километры пешком, блуждая в бесконечных коридорах, а могли бы пользоваться электросамокатами. В библиотеку Регена привезли полный трюм бумажных книг, разгружают и сортируют их вручную, без помощи роботов. И эти нелепости — не авторская слепота, а часть замысла, в котором фантастика — только оперно-картонная декорация для философского содержания.

Структурно роман напоминает сериал с гибридным сюжетом.

Главный герой Ян двадцати с небольшим лет неожиданно приглашен быть членом Большого жюри. Оно должно собраться на Регене и решить судьбу «синхронной физики», у которой уже давно нет прорывов и новых результатов. Чтобы переместиться на Реген, Ян проходит через восемь клинических смертей и воскрешений — такова технология «некропортации». Описана она весьма туманно, здесь важнее остроумная отсылка к еще одному представителю философии русского космизма — Николаю Федорову, грезившему о телесном воскрешении мертвых. Однако Большое жюри так и не собралось, и с четвертой главы (а всего их девятнадцать) действие начинает буксовать. Почти каждая следующая глава может читаться как отдельный рассказ и при этом не теряет связь с общим сюжетом.

Гибридное устройство сюжета раскрывает навязчивую загадку романа — что же такое «синхронная физика»? Герои путаются в определениях, а для автора это одновременно и постмодернистская пародия на современные теории рождения Вселенной, и способ выйти на философский уровень с помощью стилистических средств. Так, в одной из глав почти дословно пересказываются события, только что произошедшие в предыдущей главе. Повествование начинает двоиться и утягивать восприятие читающего в бесконечность потенциальных миров. Веркин будто переносит опыт Юнга в прозу — демонстрирует интерференцию потока сознания героя, и слово становится подобным свету.

Роман изобилует реминисценциями, и это еще один способ держать интеллектуальное напряжение.

Нарочито выпуклая отсылка к одноименной картине Питера Брейгеля намекает на неизбежную трагическую развязку, но финал романа все же нельзя назвать однозначно пессимистичным. Веркин объединяет сюжет об Одиссее и вечном возвращении с мифом о доме Астерия (лабиринте Минотавра), из которого герой должен найти путь к свободе. Поразительным образом институт на Регене с его бесконечными запутанными коридорами в итоге становится для Яна способом вернуться к себе. Подобно философу Федорову, Ян находит свое призвание в библиотеке. Тем самым он решает для себя обозначенную в романе наиважнейшую задачу человечества — «максимальное удаление от зла» — и одновременно отвечает на шутливый вопрос, несколько раз мелькающий в бесконечных разговорах обитателей института: чем пахнет Вселенная — сиренью, керосином, слезами? Краской старых книг, которые человечество отправляет на задворки ойкумены, ужасаясь невозможностью все их прочесть.

Эдуард Веркин. Сорока на виселице. М.: Эксмо, 2025.

Сергей Чередниченко