Поэма без героини

100-летие Майи Плисецкой отметили в Кремле и Большом театре

Юбилей Майи Плисецкой широко празднуют в России: телепередачи, новые документальные фильмы, новые книги (в том числе мемуары ее брата Азария Плисецкого и кузена Бориса Мессерера), мемориальные гала-концерты. На самых масштабных — в Кремлевском дворце и в Большом театре — побывала Татьяна Кузнецова.

Лишь отношения героев Екатерины Крысановой и
Владислава Лантратова соответствовали названию кремлевского
концерта — «Майя. Сюита любви»

Лишь отношения героев Екатерины Крысановой и Владислава Лантратова соответствовали названию кремлевского концерта — «Майя. Сюита любви»

Фото: Антон Великжанин, Коммерсантъ

Лишь отношения героев Екатерины Крысановой и Владислава Лантратова соответствовали названию кремлевского концерта — «Майя. Сюита любви»

Фото: Антон Великжанин, Коммерсантъ

Майя Плисецкая любила праздновать даты — круглые и половинчатые, жизненные и творческие. Лично участвовала в подготовке вечеров, украшая их непременно премьерами, хотя бы маленькими. Но непременно громкими — непохожими на то, что показывала раньше: ее муж, композитор Щедрин, знал, что дарить жене на дни рождения — балеты. Последний из них — «Даму с собачкой» она представила в 1985-м, в 60 лет. Главным поставщиком ее поздних премьер сделался Морис Бежар. Его знаменитое «Болеро» Плисецкая запомнила с великим трудом и безжалостно переиначила «под себя», с боем протащив его в Большой на 35-летие творческой деятельности. Нетерпимый к «отсебятинам» хореограф смирился — трактовка Майи встала вровень с лучшими каноническими исполнениями. И Бежар продолжал работать с неподдающейся балериной, только отныне ставил специально для нее: «Куродзуку», не увиденную Россией, «Айседору» и финальное — «Ave, Майя». Собственно, и умерла Майя Плисецкая в разгар подготовки празднования своего 90-летия, уже придумав его сценарий и лично контролируя креативную часть проекта.

Спустя десять лет выяснилось, что эти незабываемые празднества держались не только на харизме великой балерины, но и на ее неуемной изобретательности и энергии.

Их явно не хватило главным гала к 100-летию балерины: они оказались шаблонными и схожими до деталей. Оба представления были посвящены любовно-творческому союзу композитора и балерины. Но ни одного фрагмента из их совместных постановок представлено не было — никто и не подумал реконструировать хоть что-то из обильно заснятого материала. Кремлевский вечер назывался «Майя. Сюита любви», в Большом попросту — «Майя и Родион». В обоих гала композитора материализовали на сцене. В Кремле «Родион Щедрин» (в деликатно-сдержанном исполнении премьера Большого Владислава Лантратова) находился на сцене почти постоянно, изредка присаживаясь к роялю и соединяя собой разрозненные номера гала. В Большом доминировала спроецированная на задник фотография семейной пары; «композитор» явился лишь однажды, зато в весьма экзотичном воплощении. Смуглый седовласый хореограф Патрик де Бана, рожденный шесть с лишним десятилетий назад в семье немки и нигерийца, станцевал свой новый номер — «Посвящение Майе и Родиону» на «Адажиетто» Малера — в паре с 22-летней Евой Сергеенковой, главной лирической балериной Большого. Целомудрие этого стертого адажио с типовыми арабесками-обводками было несомненным, однако благоговейные прикосновения пожилого «Щедрина» к одухотворенно-отрешенной юной «Майе» все же казались, мягко говоря, неоднозначными.

Плисецкая, к счастью, в виде персонажа больше не фигурировала. В обоих концертах разные артистки танцевали ее знаковые роли, что само по себе — решение провальное. Понятно, что танцующую Майю уже почти никто не застал, однако киноряд и даже фотографии балерины, демонстрируемые на заднике, давали представление о зияющей пропасти между ней и нынешними исполнительницами. Дело, конечно, не в «физике» — у теперешних балерин и стопы лучше, и шаг больше, и ноги выворотнее. Проблема в том, что почти все они не танцуют, а работают, без видимого удовольствия и артистизма. А потому вместо ролей показывают череду элементов, лучше или хуже исполненных. Можно, например, предпочесть кремлевскую Одиллию Оксаны Кардаш, похожую на вдовствующую эрцгерцогиню, снизошедшую до мелкопоместного дворянчика, приме Большого Алене Ковалевой, выглядевшей как провинциальная кокетка на выданье (причем объектом ее кокетства был зрительный зал, а не простак-Зигфрид Дмитрия Выскубенко). А можно и наоборот, если зачесть Ковалевой в плюс двойные фуэте и проигнорировать минус — провальные пируэты в руках партнера. В любом случае, эти искусственные создания имели мало общего с балетным искусством.

Классические партии с их длинным шлейфом выдающихся актрис прошлого тяготили саму Плисецкую, писавшую брату Азарию: «Всю жизнь занимаюсь только повторением чужих ролей, и еще раз опять повторяться уж нет охоты».

В отличие от Майи, каждый раз создававшей неповторимые прочтения «чужих» ролей, теперешние артистки с их утилитарным копированием Раймонд, Умирающих лебедей, Китри от «повторений» отнюдь не комплексуют. Случаются, конечно, неожиданности: на концерте в Кремле самой яркой оказалась полнокровная Кармен Анны Тихомировой — разбитная, простецкая, дерзкая, ничуть не похожая на Кармен Плисецкой, зато живая. Но выигрышнее выглядели оригинальные номера, пусть несовершенные, зато созданные специально для исполнительниц. В Кремле это была «Сюита любви» в постановке Виктории Литвиновой, которую танцевали Екатерина Крысанова и Владислав Лантратов — единственная пара в обоих гала, отмеченная той самой «химией», которая позволяют назвать банальное адажио любовным дуэтом. В Большом миниатюру Павла Глухова «Душа» исполнила Диана Вишнёва — балерина, знающая цену мимолетному жесту и умеющая придать значимость даже простой ходьбе на сцене; именно эти качества и позволили сопоставить ее «Душу» с «Айседорой» Майи Плисецкой.

Сборная Кремля, конечно, проиграла Большому. Не из-за балерин: экс-петербурженки, примы Большого Юлия Степанова и Алена Ковалева — ремесленницы невысокого класса. Победили мужчины — московские танцовщики во главе с легкокрылым Дмитрием Смилевски по-прежнему впереди России всей. Сильно навредила кремлевской команде и хореограф Литвинова, дополнившая фрагменты знаковых балетов своими малограмотными «комментариями». Финал оказался и вовсе провальным: постановщица разделила между 11 балеринами главную партию бежаровского «Болеро», добавив к ним жалкую мужскую массовку, едва заучившую текст. Обвинений в пиратстве со стороны Фонда Бежара можно не опасаться — балет стал совершенно неузнаваемым, как в анекдоте про Карузо, которого «Рабинович напел».

Протокольному «приношению» Большого духоподъемности придал как раз финал, причем то же «Болеро». Только здесь музыка Равеля была исполнена «вживую», и не кем-нибудь, а Валерием Гергиевым. А танцевала экранная Майя Плисецкая — весь балет целиком. Украшая бежаровскую хореографию руками всевозможных оперных «персидок» из своего московского прошлого, наполняя яростью своей борьбы с официозной духотой и окрашивая неотразимым эротизмом. Места которому не должно было быть на советской сцене, но который сиял в партиях даже самых академичных ее героинь, делая их уникальными и незабываемыми.

Татьяна Кузнецова

Фотогалерея

Балерина XX века

Смотреть