премьера кино
В отечественный прокат к Дню народного единства вышел фильм Владимира Хотиненко "1612", который теоретически должен был выполнить ответственный госзаказ: объяснить гражданам России, что, в конце концов, они празднуют 4 ноября. Но, по мнению МИХАИЛА Ъ-ТРОФИМЕНКОВА, режиссер так увлекся процессом съемок, что про заказ просто забыл.
Точнее говоря, Владимир Хотиненко вспомнил о новом национальном празднике, когда пришло время писать финальные титры. И сообщил скороговоркой, что 4 ноября 1612 года польский гарнизон покинул Москву, после чего Россией начали править Романовы. Лучше бы этих титров не было: получается, страна празднует воцарение династии, правление которой известно чем кончилось. Но поскольку эти титры имеют к фильму точно такое же отношение, как странная дата к вехам русской истории, они воспринимаются как суетливая отписка.
Единственный носитель державной идеологии — князь Пожарский (Михаил Пореченков), подложивший подлянку жителям городка, за который разыграется впечатляющая битва: конфисковав пушки, он оставил горожан беззащитными. Кузьма Минин, очевидно, вышел покурить: знаменитый дуэт авторы уполовинили. Носитель православной идеи — столпник (Валерий Золотухин), говорящий с посланником Ватикана языком заправского политтехнолога: дескать, отрасти бороду, крест помассивнее на шею повесь, тогда тебя люди русские, глядишь, и послушают. Хотя режиссер уверяет, что единорог — исконно русский сакральный зверь, частые явления чудовища, явно сбежавшего из "Bladerunner" Ридли Скотта, придают православию латинский уклон. А явления мертвого испанца-наемника, обучающего беглого холопа Андрейку (Петр Кислов) фехтованию да еще чертящего на земле магический круг,— почти сатанинский оттенок. С носителями "народности" еще хуже. Из массовки выделяются лишь братки атамана Осины (Александр Балуев), случайно участвующие в обороне городка. Но эти мастера метать заточенные подковы и стрелять в спину — такие упыри болотные, что, право слово, предпочтешь им обаятельных стервецов-наемников.
Странное дело. Владимиру Хотиненко доверили фильм, очевидно, потому, что "Мусульманином" и "72 метрами" он доказал умение брать православную и державную ноты, но это были более или менее камерные фильмы, очевидно, искренние. Когда же в его распоряжении оказались эпические средства, он "включил мальчишку": азартно поиграл в кино, которое, наверное, любил в детстве.
Андрейка — классический персонаж фильма "плаща и шпаги". Самозванец, выдающий себя за испанца и едва не становящийся в финале царем. Рыцарь, одержимый любовью к прекрасной даме — Ксении Годуновой (Виолетта Давыдовская), живущей с польским гетманом (Михаил Жебровский), убийцей своей матери и брата, и очень от того мучающейся. Ему абсолютно наплевать, за кого воевать: вся его траектория определяется лишь любовной манией. Владимиру Хотиненко гораздо интереснее ставить сабельные поединки, чем печалиться за землю русскую. И будь его воля, он наверняка бы сделал сцену битвы раза в два длиннее. Пересказать эту сцену можно только так, как мальчишки 1970-х пересказывали какой-нибудь импортный фильм: а он его — р-раз, а тот его — саблей по горлу, а тут ядро как жахнет, и они все со стен попадали, а она как закричит: "Андрейка, сзади!"
Проблема, однако, в том, что Владимир Хотиненко решил попробовать себя разом во всех любимых жанрах. Когда в начале цитата из "Ивана Грозного" стыкуется с цитатой из "Терминатора", это не страшно. Но снять одновременно "Пана Володыевского" и "Пятницу, 13" — задача непосильная. Между тем по степени нарастающей тошнотворности спецэффекты фильма зашкаливают. Режиссеру мало снести всаднику череп, надо показать кровавое месиво из мяса и костей или человека, бесконечно долго стоящего с саблей, прошившей его ото рта до затылка. Может быть, он хотел показать, как ужасна война. Но в картонном мире "плаща и шпаги" это неуместно. А в патриотическом блокбастере — идеологическая диверсия.
Но все это по большому счету придирки. О "1612" сказать серьезно нечего, как, например, о "Тайнах бургундского двора" с Жаном Маре или седьмом эпизоде все той же "Пятницы, 13". Но патриотическую гордость фильм все же пробуждает: за отечественных костюмеров и гримеров, способных убедительно склепать оторванную голову, болтающуюся на лоскуте кожи.