В войне не без иллюзий
«О психологии военной некомпетентности» Нормана Диксона вышла в русском переводе
Англичанин Норман Диксон десять лет прослужил в Корпусе королевских инженеров, участвовал во Второй мировой, был ранен и получил орден Британской империи, затем вышел в отставку, стал доктором наук, преподавал психологию в Университетском колледже Лондона. Автор нескольких книг, самая известная из которых — «О психологии военной некомпетентности» — написана в 1976 году. Появившийся наконец в нынешнем году русский перевод привлек внимание политиков, психологов, историков. Михаил Пророков, не будучи ни первым, ни вторым, ни третьим, рассказывает о том, что поймет в этом исследовании обычный читатель.
Люди любят читать про артистов, миллиардеров, президентов и великих полководцев. Первым трем великими быть не так уж обязательно — достаточно простой известности. К военачальникам предъявляются более строгие требования. Соответственно, книг про Суворова, Кутузова и Жукова написаны стеллажи, а имена, скажем, генерала Алексея Эверта или маршала Григория Кулика помнят только любители военной истории.
Логика в этом, несомненно, есть: даже плохая игра может при помощи гримеров-монтажеров-партнеров доставить зрителю удовольствие — даже слабое руководство может не препятствовать благополучию подданных. И даже очень талантливое военное лидерство все равно ведет к разрушениям и жертвам. А уж если на вопрос «Ради чего?»,— нет удовлетворительного ответа — ждать благодарной памяти потомков было бы совсем странно. Как устроена была голова человека, проигравшего все что можно,— вопрос, интересующий скорее медиков, чем широкого читателя.
Но бывают времена, когда вопрос: «О чем они, интересно, думали, когда затевали это (маневр, операцию, войну — нужное подставьте сами)?»,— начинает волновать особенно сильно. И книга Нормана Диксона, английского военного и психолога, написанная в 1976 году, оказалась издана как раз тогда, когда интерес к этой самой некомпетентности и ее истокам растет не по месяцам, а по дням, если не по часам.
Собственно говоря, в большой степени на такого рода недоумение отвечает уже один из эпиграфов к книге — фраза автора исследования «Современная война» Шелфорда Бидвелла: «Ни один генерал никогда не выигрывал войну, если его терзала совесть или он не хотел "слишком сильно бить врага"». Но, как правило, этим умозаключением общественное мнение не ограничивается: руководителям неудачных военных кампаний чаще всего приписываются низкие умственные способности, доходящие до идиотизма. С такой точкой зрения Норман Диксон и решил побороться в своей работе.
Скажем сразу: на многих страницах книги эта борьба ведется с переменным успехом, а то и вовсе проигрывается.
Например, описывая события Крымской войны, он сочувственно цитирует слова участников сражений про «идиотский план» и не раз сам говорит о крайне низких способностях британских военных руководителей. Примерно таких же — с упором на малодушие — оценок удостаиваются и командующие британскими войсками во время англо-афганской войны 1840-х, и их преемники во главе армий и военного ведомства на протяжении следующих 100 лет. Затем, впрочем, оценки смягчаются, и, скажем, главу Малайского командования, сдавшего в 1942 году японцам Сингапур, лорда Персиваля, Диксон характеризует как блестящего штабного офицера и человека очень умного — при этом полководцем тот оказался, мягко говоря, никудышным.
Множа примеры такого рода (Наполеон и Веллингтон плохо учились в школе, фельдмаршал Бернард Монтгомери, главнокомандующий сухопутными войсками союзников в Европе в ходе Второй мировой войны, окончил Королевский военный колледж в Сандхерсте с низкими оценками, а получивший, наоборот, самые высокие баллы генерал Джордж Коли проиграл в начале 1880-х бурам все что можно и бесславно погиб), Диксон приступает к ответу на вопрос, что же, если не глупость высшего командования, является причиной военно-тактических и стратегических неудач.
Основных причин он видит две: организация военного дела и психологические особенности командиров — как обремененных интеллектом, так и тех, кому, по выражению не любившего военных Альберта Эйнштейна, было бы достаточно спинного мозга за неумением пользоваться головным. Часть, посвященная критике системы отбора и воспитания офицеров, может многое рассказать о несовершенстве английских военных традиций, некоторые из которых (но уже не все), несомненно, актуальны и для сегодняшнего дня в Британии, а некоторые — и для других стран, в том числе для России. Но в целом по значимости этот комплекс причин уступает второму — личностному. Собственно, и недостатки организации прежде всего, по Диксону, проявляются в том, что на верху оказываются люди определенного психологического склада.
Диксон, во многом следуя за Эрихом Фроммом и Теодором Адорно, определяет этот тип людей как авторитарную личность. Главные ее признаки — зацикленность на власти, жесткость, деструктивность и цинизм, суеверие и любовь к стереотипам, направленная на защиту общепринятого и привычного агрессия и такого же рода конформизм. Людям данного типа свойственно самодовольство — свои недостатки они предпочитают видеть и осуждать в других; они ненавидят сомневаться и считают, что гуманизм — удел мямлей и слабаков.
Нетрудно заметить, что в военной среде такой тип личности действительно распространен — и наоборот, люди с подобным характером более склонны связывать свою жизнь с каким-то из силовых ведомств, чем их антиподы. Ну а поскольку в каждом сражении одна из сторон, как правило, выигрывает, чисто по теории вероятности немалое количество побед должно было быть одержано военачальниками именно такого склада. Собственно, Диксон сам отмечает, что неудачные и подчас абсурдные решения командования не помешали англичанам победить ни в Крымской войне, ни в Англо-бурской, не говоря уже о Первой и Второй мировых.
И тем не менее тезис: «Авторитарным (они же анально-обсессивные в случае, когда автор переходит на психоаналитический язык.— “Ъ”) руководителям свойственно проигрывать, а выигрывать — удел их противоположностей»,— оказывается слишком дорог Диксону, чтобы он не попытался объяснить таким образом все упоминаемые им военные удачи и неудачи. Особенно это становится заметно в третьей части книги, где он рассматривает положительные примеры — полководцев действительно, с его точки зрения, выдающихся.
Все плохие полководцы сплошь оказываются ригидными, склонными к чрезмерному контролю и беспрекословному подчинению, сексуально подавленными, «этноцентричными и антиинтеллектуальными» и суеверными, а все хорошие — напрочь лишенными этих качеств.
Характеризовать Лоуренса Аравийского (Томас Эдвард Лоуренс, шпион и дипломат, прославившийся своей деятельностью на Ближнем Востоке в годы Первой мировой войны) он вообще предпочитает с помощью едва ли не одних отрицаний: «Неавторитарный, неэтноцентричный, стремящийся к профессиональному совершенству и совершенно не стремящийся к общественному одобрению…» Примерно таких же слов удостаивается маршал Георгий Жуков: «Он был нетрадиционным, неортодоксальным, скорее гибким, чем жестким, сердечным, порывистым и нереакционным (например, ярым сторонником танков), раскованным в сексе и агрессии, непуританским, творческим и интеллектуальным».
При этом и Лоуренс, и Жуков, и все прочие великие военачальники, вплоть до зулуса Чаки, оказываются завзятыми гуманистами. Ну а если вдруг нет — то тем хуже для гуманизма: Наполеон, по словам Диксона, «мог быть безжалостно разрушительным, даже явно расточительным в отношении своих собственных войск, но не авторитарным».
Примерно так же Диксон разбирается с более сложным случаем — упомянутым выше фельдмаршалом Монтгомери — полководцем, явно не лишенным изъянов (его неудачные действия в Голландии в сентябре 1944-го (операция Market Garden) подробно рассматриваются в первой главе книги), по характеру же — типичным холодным и расчетливым карьеристом, лишенным, по словам самого же Диксона, чувства вины, стыда и сострадания. Тем не менее вердикт в его отношении звучит так: «Возможно, он был невыносимо автократичным, но не авторитарным». По всей видимости, автократичный военачальник — это тот, кто кажется авторитарным, но недостаточно много проиграл, чтобы быть объявленным таковым.
В общем, с одной стороны, многое в книге Диксона вызывает столь же странное ощущение, какое произвели бы попытки определить типовой характер плохого/великого театрального режиссера. Можно уверенно предположить, что подобное исследование неизбежно диагностировало бы в своих объектах авторитарность — или автократичность, заодно с какими-то еще изъянами характера, требовавшими найти компенсацию в творчестве. В остальном разнообразие психологических особенностей оставалось бы сколь угодно широким, различие же между гениями и бездарностями можно было бы описать только не поддающимся формализации словом «талант».
С другой стороны, если отвлечься от простительного стремления автора, поставив проблему, сразу ее решить, нельзя не заметить, что исходный авторский посыл о том, что ум и глупость в военных делах решают далеко не все, а компетентность здесь рождается из чего-то иного, нежели простая мозговитость, по всей видимости, абсолютно верен.
Профессия, связанная с управлением агрессией — ее подавлением, перенаправлением, включением или выключением,— с постоянной неопределенностью, нестабильной и недостоверной информацией, к тому же поступающей в объеме, зачастую превышающем человеческие возможности, и с высочайшими рисками, где ошибки отражаются на участи не только огромных масс подчиненных, но и куда более колоссального числа тех, кого эти профессионалы призваны защитить, требует в первую очередь каких-то иных качеств. Видимо, на первом месте оказывается воля — что-то, что не так легко измерить. Мудрость, еще хуже поддающаяся предварительной диагностике. Ну и талант, куда от него деться.
Так что не факт, что книгу Нормана Диксона следует ставить на ту же полку, что и «Войну и мир» или Сунь-цзы — но прочитать ее точно имеет смысл.
Про сражения, о которых в ней идет речь, автор зачастую знает из первых рук — в книге много ссылок на мемуары участников, о войне как таковой — не понаслышке. Ну а что касается подробно изученного в его работе психотипа, то вот слова, которыми «О психологии военной некомпетентности» заканчивается: «Чтобы читатель не мог усомниться в моей профессиональной пригодности для написания этой книги, позвольте мне его заверить, что у меня ярко выраженные авторитарные черты, слабое эго, мотивация страхом неудач и нет иллюзий относительно того несомненного факта, что из меня получился бы крайне некомпетентный генерал».