«Мы сразу оговорили, чтобы не было никакого мусульмано-христианского конфликта»

На международном фестивале «Дягилев Р.S.», который пройдет в Петербурге с 12 ноября по 14 декабря, впервые за всю историю его существования будет показан оперный спектакль — «Похищение из сераля» Моцарта на сцене БДТ в постановке Екатерины Одеговой, которую привозит труппа и оркестр Нижегородского театра оперы и балета им. Пушкина. Художественный руководитель театра Алексей Трифонов рассказал «Ъ Северо-Запад», за что он любит эту оперу и чем так привлекателен Моцарт в исполнении нижегородских музыкантов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Как возникла идея привезти оперу «Похищение из сераля» Моцарта на фестиваль «Дягилев Р.S.», где царит преимущественно танец во множестве своих стилевых вариаций в память о легендарных парижских «Русских сезонах»?

— Я предложил дирекции фестиваля весь спектр наших постановок, среди которых наиболее интересным показался сюжет с «Похищением из сераля», у которого есть очень внятные пересечения с концепцией фестиваля. Сергей Дягилев, как хорошо известно, обожал культуру и эстетику XVIII века, был поглощен идеями знаменитого петербургского художественного объединения «Мир искусства», а наш спектакль напрямую отсылает ко всем основным культурным мифам стиля рококо. Когда мы обсуждали постановку с режиссером Екатериной Одеговой, мы сразу оговорили, чтобы не было никакой этнографии, никакого мусульмано-христианского конфликта. Идея нашего «Похищения из сераля» отсылает к «Буре» Шекспира, элементам философии Руссо, а отчасти к некоторым мотивам философии эстетики Канта. Культурно-исторических отсылок в визуальном облике спектакля намного больше, можно без труда будет увидеть и ассоциации с ранними операми Рихарда Штрауса, например, с «Ариадной на Наксосе». Словом, получился эстетский спектакль, который, на мой взгляд, идеально вписывается в программу фестиваля «Дягилев Р.S.». Плюс, конечно, высочайший уровень солистов и оркестра La Voce Strumentale. Такую Констанцу как Надежда Павлова, надо еще поискать — не только в России, но и в Европе.

— Упомянутые вами культурные ассоциации вызывают ассоциации с пасторалью — жанром, который культивировался художниками-мирискусниками, петербургским поэтом и композитором Михаилом Кузминым, кстати, делавшим эквиритмический перевод «Похищения из сераля» для премьеры в Малом Оперном театре в 1925 году. Возникает мысль и о синтезе искусств, лежащая в основе идеологии дягилевской антрепризы Les Вallets russes.

— Абсолютно точно. В постановке «Похищения из сераля» неразрывно все: и музыка Моцарта, и визуальное решение, искусно созданное художницей Этель Иошпой, и то, как в этом воплощении существуют герои оперы, и как мы смотрим и воспринимаем это. В опере есть эпизод, когда героини, готовые отплыть в царство цивилизации, меняют образ, и после того, как они, просуществовав в пасторальных одеяниях большую часть спектакля, вдруг наряжаются в пышные платья по моде второй половины XVIII века, главным символом которой становится прекрасная шляпа с кораблем у Констанцы. И мы понимаем, что от свободы и естественности природы они перемещаются в цивилизацию, максимально регламентирующую малейшие детали одежды, поведения и даже мыслей.

— Судя по всему, у «Похищения из сераля» есть все данные, чтобы соответствовать знаменитому призыву Дягилеву «Удиви меня». А в контексте мировой оперной режиссуры насколько удивительной получилась эта версия моцартовской оперы?

— Я предпочитаю говорить не о контексте мировой режиссуры, а об эволюции режиссуры конкретного художника. Если мы начнем рассматривать в хронологической параллели работы Чернякова, Митчелл, Кастеллуччи, Коски, Биейто и других современных режиссеров, конечно, всегда найдем что-то, что кто-то у кого-то позаимствовал или, наоборот, предвосхитил. Но не факт, что эти мэтры смотрят работы друг друга, даже приезжая на Зальцбургский фестиваль. Скорее, наоборот. Знаю, что Кшиштоф Варликовски любит смотреть на работы коллег, но своему стилю он не изменяет, или Барри Коски, который восхищается постановками Кастеллуччи, вряд ли изменит свою эстетику под его влиянием, поскольку это два разных художника со своим оригинальным восприятием оперы. Екатерина Одегова, без сомнений, пересмотрела большую часть существующих постановок «Похищение из сераля», но при этом создала в этой опере свой уникальный мир. Скорее можно говорить о том, чего в нашей постановке нет. Здесь можно вспомнить скандальную постановку Каликсто Биейто в Комише, оперу, где действие было перенесено в бордель, все диалоги были переписаны, затрагивая актуальную политическую тематику на злобу дня, где разыгрывались сцены в эстетике фильмов Тинто Брасса с максимальной сексуализацией всего действа. Часто максимально политизируют эту оперу. Был несколько лет назад дикий скандал вокруг «Похищения из сераля» в постановке Мартина Кушея из-за протестов мусульманской общины. Такой взгляд тоже имеет право на существование, но он радикально иной, чем наш. Наш спектакль современный, но не злободневный, он уходит от «повесточки». У драматурга спектакля Михаила Мугинштейна и режиссера Екатерины Одеговой взгляд максимально эстетский и рафинированный, абсолютно противоположный повестке Биейто или Кушея. Мы не переносим действие в наши дни или будущее, или куда-то на завод, или в лагерь палестинских беженцев, но от этого спектакль не перестает быть современным.

— Чем этот спектакль дорог лично вам?

— Для меня «Похищение из сераля» представляет часть базового корпуса моцартовских опер, включая трилогию на либретто Лоренцо да Понте и «Волшебную флейту». В планах нашего театра на сезоны 2026/2027 и 2027/2028 стоят постановки «Волшебной флейты» и «Дон Жуана», поэтому основной квинтет моцартовских опер в Нижегородской опере будет. Когда говорят, что зрелый Моцарт начинается со «Свадьбы Фигаро», оперы очень интересной и сложной, я отвечаю, что зрелое оперное творчество Моцарта начинается все же с «Сераля». Партия Констанцы здесь намного сложнее даже супервиртуозной партии Царицы Ночи в «Волшебной флейте». Когда слушаешь эту оперу, понимаешь, что она написана не просто гением, но гением влюбленным. Она создавалась в период бурного романа Моцарта с будущей женой, не зря же главную героиню зовут Констанца — это все отчетливо слышно в каждой ноте. А от финала со сценой прощения в «Серале» тянутся смысловые нити к финалам «Свадьбы Фигаро» и «Так поступают все». В нашем спектакле режиссер придумала интригующий ход: обе девушки — и Констанца, и Блондхен — начинают испытывать чувства к своим «охранителям» во время пребывания на загадочном острове.

— Каким предстанет моцартовский стиль в исполнении солистов Нижегородской оперы?

— Дирижер спектакля — Дмитрий Синьковский, музыканты оркестра La Voce Strumentale играют на жильных струнах, с медными натуральными духовыми, в целом оркестр максимально приближен, насколько это возможно в нынешних условиях в России, к историческому моцартовскому оркестру. Если же говорить о характере интерпретации Синьковского, учитывая, что он огромную часть жизни посвятил музыке барокко, у него Моцарт звучит сквозь призму этого стиля, что более чем обосновано с исторической точки зрения, ведь Моцарт вырос на операх XVII–XVIII веков. Количество деталей, мелкой ювелирной выделки фраз, артикуляции, агогики, которое есть в дирижерской работе Дмитрия, потрясает и завораживает. То, что мне претит в последнее время у некоторых оркестров, претендующих на «исторически достоверное исполнительство», это отстраненность, холодность в трактовках музыки Моцарта, который получается чересчур аполлонический, в то время как аполлоническое и дионисийское начала у него были неразрывно связаны, и буйство эмоций у него зачастую зашкаливает. Наш Моцарт, с одной стороны, скульптурный, архитектурный, ощущение ясности формы очень важно. С другой стороны, он абсолютно живой, озорной, иногда возмущающий и дающий пощечину общественному вкусу. Для меня очень важно, чтобы непосредственность, темпераментность, искрометность и иногда импровизационность его музыки сохранялись в игре оркестрантов, чтобы это не было «высушенной» музыкой.

— Постановка «Похищения из сераля» создавалась для особых, технически проблемных условий концертного Пакгауза на Стрелке, ставшего модным местом для нижегородцев, а в Петербурге будет показан на большой сцене БДТ. Перемена места не скорректирует архитектуру вашего спектакля?

— Да, эта постановка создавалась именно для условий концертного Пакгауза, площадка которого великолепная по акустике, но сложная с точки зрения механики — там невозможна смена декораций: нет нижней механики сцены, а верхняя очень условная, то есть штанкеты существуют, но они никуда не уезжают, на них можно лишь подвесить что-то, но это будет висеть без возможностей сдвинуться. Но постановочной команде удалось вписать его в такие условия очень органично. Сцена БДТ — одна из главных театральных площадок России, которая всегда была связана с очень интересными и иногда авангардными в эстетическом плане театральными экспериментами с момента своего создания и до последних лет, поэтому, надеюсь, все пройдет успешно.

Беседовал Владимир Дудин