«И российские, и китайские проекты работают на благо»

В первой декаде октября Душанбе стал площадкой для саммита «Россия—Центральная Азия» и заседания Совета лидеров стран СНГ. Участники переговоров уделили особое внимание теме укрепления торгово-экономических, логистических и инвестиционных связей, а также обеспечения стабильности и безопасности в регионе. О том, как интересы России в Центральной Азии соотносятся с интересами других крупных игроков и как военная напряженность между Афганистаном и Пакистаном может сказаться на региональной обстановке, рассказал заведующий сектором Центральной Азии Центра постсоветских исследований ИМЭМО РАН Станислав Притчин.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— Таджикистан принял 9–10 октября саммит «Россия—Центральная Азия», а также заседание Совета глав государств—участников СНГ. Что эти переговоры сказали о текущей роли России в Центральной Азии и степени ее влияния?

— Одним из главных итогов встречи в Душанбе было подтверждение того, что Россия является ближайшим из внешних игроков для стран Центральной Азии. Ее даже сложно назвать внешним игроком с учетом глубины интеграции, глубины взаимодействия стран в рамках многочисленных международных организаций на двустороннем уровне. Это была встреча просто для того, чтобы обсудить огромный пакет текущих проектов, вопросов, которые стоят на повестке дня между Россией и странами Центральной Азии, ну и СНГ — в более широком смысле.

— Насколько идея создания такой переговорной площадки, как «Россия—Центральная Азия», три года назад оправдала себя, если учесть, что у Москвы и без того были крепкие связи с региональными столицами?

— Были разные точки зрения, нужен России такой формат или не нужен. И проведение повторного, второго саммита в формате «Россия—Центральная Азия» показало, что он скорее необходим. У России со странами Центральной Азии — при определенных оговорках — есть огромный пакет интеграционных проектов. Это и тот же СНГ, это и Евразийский экономический союз (правда, Узбекистан там представлен в качестве наблюдателя, Казахстан и Казахстан — полноценные члены, а Таджикистан и Туркменистан — вне объединения). Примерно такая же картина с Организацией Договора о коллективной безопасности (ОДКБ). Три страны региона (Казахстан, Киргизия и Таджикистан.— "Ъ") являются участницами ОДКБ, а Узбекистан — в той или иной степени в силу заморозки своего участия — все равно координирует усилия с организацией.

В целом, особенно с учетом активизации внешних игроков в формате C5+ (США и пять стран Центральной Азии.— "Ъ"), запрос на взаимодействие со странами Центральной Азии в формате «шестерки» есть. Слишком много вопросов у России со странами региона, которые нужно обсуждать, слишком много тем, которые требуют пристального внимания. Неудивительно, что даже со стороны центральноазиатских лидеров есть запрос на институционализацию этого диалога. В частности, президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев заявил, что было бы неплохо создать постоянный координирующий совет на уровне вице-премьеров, которые бы занимались реализацией и имплементацией решений, принимаемых на уровне глав государств в формате «шестерки» «Россия—Центральная Азия».

— Есть ли конкуренция и конфликт интересов, когда страны Центральной Азии, с одной стороны, вовлечены в формат «Россия—Центральная Азия», а с другой —участвуют в платформе C5+, инициативе под эгидой США?

— У нас в целом есть сложившаяся палитра взаимодействия со странами Центральной Азии. И какой-то острейшей необходимости, как, например, для США, для стран ЕС, для Китая, в создании полноценной организации на базе Центральной Азии у нас нет. Но, несмотря на то что для нас это не магистральный, не самый важный проект, мы видим, что уровень и глубина взаимодействия России (со странами региона.— "Ъ"), широта вопросов, которые обсуждаются, несравнимы с тем, что Центральная Азия обсуждает с США. Слишком они далеко, и слишком у них мало интереса к региону. Он больше инструментарный. Им нужно здесь каким-то образом оформлять свое присутствие, поддерживать диалог, иллюзию того, что США в регионе присутствуют, что у них есть какой-то формат (диалога.— "Ъ") и что они одни из первых, кто начал этот формат развивать в 2015 году. После того как США окончательно потеряли военное присутствие в Центральной Азии, им, конечно, нужно было чем-то это заменить. Они пытаются делать это через формат C5+. Но я повторюсь: нет той стратегической глубины, нет той широты вопросов (как у России с государствами региона.— "Ъ"). Соответственно, и уровень доверия совершенно другой.

— Существует еще и формат «Центральная Азия—Китай». Как китайское видение региона соотносится с тем, что предлагает Россия?

— У Китая нет какого-то общего политического видения (в Центральной Азии.— "Ъ"). Для Китая важно, чтобы регион был добрососедским, чтобы китайский бизнес себя здесь чувствовал хорошо и мог поставлять сюда товары. При этом Китай готов инвестировать колоссальные средства в инфраструктуру, чтобы использовать регион как транзитный для поставок товаров.

В целом на сегодняшний момент прямой конкуренции России и Китая, за исключением, пожалуй, строительства атомной электростанции в Казахстане, не было. Но и там казахстанские власти нашли решение, что будут строить не одну АЭС, но, может быть, две и три. Одну из них будет строить российская компания, другую — китайская. Те проекты для региона, которые предлагают РФ и Китай, они в какой-то степени взаимодополняемы. Мы, с одной стороны, способствуем через трудовую миграцию, через инвестиции, через развитие торговли, через поддержку энергетических проектов социально-экономической, политической стабильности, энергетической безопасности. И в целом и российские, и китайские проекты работают на благо Центральной Азии.

— Учитывая такой интерес крупных международных игроков к Центральной Азии, нет ли ощущения, что ее роль, субъектность за последние годы значительно возросли? И какие факторы оказали на это влияние?

— Роль и важность Центральной Азии, конечно же, возросла. Для РФ здесь объективная ситуация: у нас закрыто западное направление для полноценного взаимодействия. Для того чтобы с точки зрения логистики открывать южное, нужно использовать наши связи в Центральной Азии. Поэтому мы тоже заинтересованы в том, чтобы Центральная Азия улучшила свою транспортную связность с основными рынками сбыта, чтобы она развивалась. Сама по себе емкость растущего рынка Центральной Азии на сегодняшний день — это больше 80 млн человек, и в ближайшие годы эта цифра достигнет 100 млн с учетом демографических трендов. Конечно же, важность Центральной Азии возрастает.

По поводу субъектности: здесь еще большую работу нужно будет проводить самой Центральной Азии. Субъектность формируется тогда, когда у региона есть прежде всего внутренняя опора, социально-экономическая мощь, технологии, какие-то международные инициативы, в целом единство. Центральная Азия только сейчас подходит к формированию единого подхода через региональную интеграцию, через усиление взаимодействия «на земле». В частности, недавно состоялся Ферганский форум в городе Фергана в Узбекистане как формат взаимодействия уже на уровне стран Ферганской долины: Узбекистана, Кыргызстана и Таджикистана. Это в первую очередь, конечно же, нацелено на усиление симбиоза за счет совместной работы. Это в будущем, возможно, повысит и субъектность Центральной Азии.

— Обеспечение стабильности и безопасности в регионе было одной из тем саммита «Россия—Центральная Азия». Насколько сохраняющийся потенциал конфликта между Афганистаном и Пакистаном способен повлиять на региональную обстановку? Какие существуют риски?

— В целом напрямую конфликт Афганистана и Пакистана на безопасность Центральной Азии не повлияет, потому что это немного другая часть Афганистана, не граничащая с Центральной Азией. Но под вопросом может оказаться ряд проектов, которые принципиально важны для Центральной Азии. Это в первую очередь дорога — Трансафганская железная дорога, которую Узбекистан при поддержке РФ планирует развивать, из Мазари-Шарифа до Пешавара, далее с выходом на Индию. В случае углубления проблем в отношениях между Афганистаном и Пакистаном это может стать серьезным препятствием на пути реализации этого крупного и важного проекта.

Беседовал Нил Кербелов