Конец прекрасной эпохи
Эксперт ИМЭМО РАН Илья Крамник о риске возобновления ядерной гонки
Проблема в том, что значительная часть западных политиков в принципе не верит в ситуацию, при которой ядерная война имеет шанс начаться
Фото: РСМД
Проблема в том, что значительная часть западных политиков в принципе не верит в ситуацию, при которой ядерная война имеет шанс начаться
Фото: РСМД
Искусство дипломатии требует слов не меньше, чем искусство поэзии, а требования к осмысленности произносимого предъявляет, пожалуй, что и построже. Жанр жалоб на неправильные времена приелся давно, однако в ситуации, когда ядерная гонка может возобновиться просто потому, что президент США плохо понимает смысл слов «ядерные испытания» и никто в его аппарате не берется объяснить сопернику и партнеру по ядерному клубу в лице России, что же он имел в виду, мы все же еще не оказывались.
Ничто не стоит на месте, и время сносит систему договоров о стратегической стабильности, как ветер гонит листву по ноябрьскому асфальту, и если в каждый конкретный момент очередное изменение кажется малозначимым, то, обернувшись в 2002 год, когда по инициативе США скончался договор 1972 года об ограничении систем ПРО, мы увидим, что за прошедшие 23 года умерли практически все соглашения.
ДОВСЕ, Договор об открытом небе, ДРСМД, последние месяцы доживает ДСНВ. Видимо, не сегодня так завтра мы попрощаемся и с договором 1996 года о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ).
Еще живет в этих грустных краях договор 1968 года о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), однако со смертью ДСНВ, и тем более ДВЗЯИ, и он оказывается под ударом: статья VI ДНЯО обязывает участников «…в духе доброй воли вести переговоры об эффективных мерах по прекращению гонки ядерных вооружений в ближайшем будущем и ядерному разоружению, а также о договоре о всеобщем и полном разоружении под строгим и эффективным международным контролем». Когда договоры мертвы и переговорного процесса нет, неядерные государства имеют все права полагать, что в этом состоянии ДНЯО не обеспечивает достижения тех целей, ради которых он принимался, и выход нужно искать в собственной ядерной программе. На это пойдут не все и даже не большинство, а очень небольшая часть стран. Но миру, поверьте, хватит.
Надо отдавать себе отчет и в том, что как проблему сложившуюся ситуацию осознают (и осознают) далеко не все. Для многих представителей политики, европейской в том числе, их край останется недвижим: страх ядерной войны не вернется в умы так, как он сидел там 50 лет назад, и не пробудит острое желание договариваться о чем угодно, лишь бы договориться. Слишком многие будут по-прежнему вести политику так, словно им лично обещано то ли бессмертие, то ли личный несокрушимый щит по периметру границ на случай, если кнопку с одной стороны нажмут, а с другой — ответят. Глядя на карту Европы, впрочем, можно усмехнуться иронии судьбы: в случае, если бесстрашие вкупе с безответственностью действительно доведут дело до ядерной войны, первыми под раздачу попадут те, кто в свое время рвался в НАТО для обеспечения собственной безопасности.
Оптимизму не способствует даже то, что желающих пустить себе пулю в висок, развязав ядерную войну, нет.
Проблема скорее в том, что значительная часть западных политиков в принципе не верит в ситуацию, при которой эта война имеет шанс начаться. Поэтому мир продолжит и дальше сползать к рубежу, за которым большая война действительно станет реальностью, а в газетах продолжат публиковать залихватские интервью про «/название столицы вписать/ сотрем с лица земли». Тут, впрочем, отметим, что отдельно взятому бельгийскому министру обороны за угрозу стереть Москву уже прилетело так, что он начал довольно неуклюже оправдываться.