Анна Наринская о "Лондонских сочинителях" Питера Акройда
"The Lambs Of London" (у нас эту книгу назвали "Лондонские сочинители") — не лучшее произведение Питера Акройда. В этом романе по понятным причинам отсутствует фактурная мощь документальной "Биографии Лондона", но также — по причинам менее понятным — отсутствует захватывающее ощущение почти опасной игры ума, имеющееся в самых блестящих романах этого автора. Например, в "Процессе Элизабет Кри", который, кстати, тоже выходил в "Иностранке".
Но чуть лучше, чуть хуже — Акройд остается Акройдом. То есть писателем, который умеет свести героев реально живших с героями вымышленными и документальное с придуманным так, что проявленная в этих персонажах и событиях эпоха становится ощутимой на вкус, на запах, на цвет.
В "The Lambs Of London" Акройд занимается своим любимым временем — рубежом XVIII и XIX веков. Главные герои книги Чарльз и Мэри носят фамилию Lamb. По-английски это слово значит "ягненок" и даже "агнец", так что оригинальное название можно понимать не только как "Семья Лам из Лондона", но и "Жертвы Лондона".
Такие литераторы — брат и сестра Чарльз и Мэри Лам — действительно жили в то время в Лондоне. Одна из их самых известных совместных работ — прозаические переложения для детей шекспировских пьес. И страшная история, описанная Акройдом, имела место в реальности: Мэри Лам в припадке безумия воткнула столовый нож в сердце своей матери. Старая женщина умерла на месте, а Мэри попала в больницу для умалишенных, но через некоторое время была отдана на попечение брата.
Акройд сплетает трагическую историю Мэри Лам с трагикомической судьбой Уильяма Айрленда — тоже вполне реально жившего в то время подделывателя рукописей Шекспира. Айрленд "обнаружил" несколько писем Барда, "подлинники" рукописей "Короля Лира" и "Гамлета", а потом даже "утерянную" раннюю трагедию Шекспира "Вортигерн". "Вортигерна" поставили в театре "Друри-Лейн", и после первого же представления начался грандиозный скандал. Айрленда разоблачили и заставили признать, что все его находки — фальшивки.
Так все было на самом деле, и практически так все и описывает Питер Акройд. Единственное, чему нет никакого исторического подтверждения, так это контактам Айрленда с семейством Ламов и его специфическим отношениям с Мэри. Но, как это обычно и бывает у Акройда, именно этот изобретенный им недокументальный сюжет и оказывается нервом повествования. Именно он делает этот текст не просто художественным пересказом исторических событий, а произведением о том, чем может обернуться прикосновение к абсолюту.
Мэри Лам и Уильям Айрленд - натуры творческие, но на фоне несомненного совершенства Барда, их собственное ничтожество оказывается настолько очевидным для них самих, что они не могут его вынести. И, как свойственно Акройду, он доносит эту мысль до читателя вполне доходчиво и без всякой романтической аффектации.
И вот что еще важно и, главное, приятно — в полностью пронизанном Шекспиром произведении (в "The Lambs Of London" даже клерки и, уж понятное дело, сумасшедшие говорят цитатами из Шеспира), нет и намека на постылый "шекспировский вопрос". Даже наоборот: Акройд, который не так давно выпустил биографию Шекспира, походя, но метко припечатывает и тех, кто не верит в авторство "сына перчаточника", и тех, кто высказывает мнение, что он "все списал у других". На это предположение один из акройдовских героев возражает: "Нелепица. Чушь. Он сам был божественным источником". "Иначе говоря, реальных источников у него не было?" — следует вопрос. "Иначе говоря, источники тут сколько-нибудь существенной роли не играют".
На этом месте нужно аплодировать. Не замечательному писательскому таланту мистера Акройда, который, возможно, в этой книге проявился не в полной мере, а его безупречному вкусу и здравому смыслу, которыми он здесь блистает, как и везде.
М.: Иностранка, 2007
Заблудивщийся космонавт. Заметки антитуриста
Даниэл Кальдер.СПб: Амфора, 2007
Среди европейской молодежи Даниэл Кальдер далеко не первый, кто исповедует идеи "антитуризма": тем же самым, по сути, занимаются толпы англичан, толкающихся с путеводителем Lonely Planet по какой-нибудь глубокой Европе вроде Москвы и Бухареста. То есть — никакого пляжного отдыха, бери свою котомку и поезжай в самую гущу приключений, где тебя на каждом углу могут поджидать воры, милиционеры и национальный колорит. Кальдер, шотландский журналист и по сути всего лишь молодой бездельник, пошел чуть дальше: стал искать места, совсем уж затерянные в недрах Европы, и нашел в российских республиках: Татарстан, Калмыкия, Марий Эл, Удмуртия. "Экзистенциальный вояж в центр небытия" превратился в небольшую книжку, которую сам Кальдер предлагает читать с перерывами от республики к республике, но на самом деле она глотается за час, оставляя странное послевкусие, как от концентрированного воздуха.
Потому что в центре небытия Кальдер обнаружил ничто. Как сказано в "Короле Лире": "Из ничего не выйдет ничего". Советские республики застыли в глубоком сне, самое впечатляющее, что выносит журналист, к примеру, из Казани,— это вечные истории мафиозных разборок и вид на памятник Ленину напротив государственного театра. В Калмыкии он не может найти шахматный город, в Марий Эл ищет религию, общаясь с Верховным Жрецом, который в итоге оказывается шарлатаном, в Удмуртии ищет удмуртов, а находит только Калашникова.
И за всеми этими пустотами незаданный вопрос: можно ли вообще найти еще тайну в современном мире? На Востоке, на Западе, в затерянных советских республиках — шотландский журналист не находит ее нигде и местный колорит, и унылые многоэтажки полуразрушенных городов за тайну принимать отказывается. И хотя, конечно, всегда интересно почитать о нас, ну, или почти о нас, увиденных со стороны, другими глазами, эта книга скорее печальна, чем познавательна. Вместо планет космонавт обнаруживает чистый космос, и к востоку от Москвы на одну шестую часть суши раскинулось громадное ничто.
Патти Дифуса и другие тексты
Педро Альмодовар.СПб: Азбука, 2007
Записки "дяди Альмадовара", как любовно называет себя сам режиссер на последних страницах, были созданы в 80-е годы: это серия коротких заметок для газеты "Ла Луна" и пара еще более коротких рассказов о том, как выжить в мире киноискусства. То есть речь идет не об интеллектуальном баловстве зрелого мастера, который, устав от кино, бросился в смежные искусства, а совсем наоборот, о творчестве молодого Альмодовара, который от избытка сил развлекался на всех плацдармах.
Патти Дифуса — придуманная Альмодоваром и вынянченная им героиня. В каком-то смысле — его альтер-эго. Она — одержимая сексом порнозвезда и одновременно авторша газетной колонки. Из колонок Патти в принципе и состоит книжка. Ее аппетиты неутолимы, ее желания безграничны, она никогда не спит, но при этом сохраняет рассудительность и обладает незаурядным умом. "И тогда я подумала: современность — это способность быть современным". Эта фраза Патти вполне могла бы украсить какую-нибудь из заметок, созданных двадцать лет спустя секс-журналисткой Кэрри Брэдшоу. А быть современным значит трахаться направо и налево, не ограничивать себя в выпивке и наркотиках, жить в одну эпоху с Энди Уорхолом и ни о чем не думать.
Но Патти, однако, думает, и со временем это становится ее трагедией. Если в начале у нее и забот других нет, кроме как подцепить нового хахаля с печальными глазами на очередной вечеринке (он в итоге неизбежно окажется влюбленной в нее еще со школы одноклассницей с кожаным членом), то дальше начинаются настоящие неприятности. И когда они начинаются, она принаряжается, наносит макияж и бежит по всему Мадриду искать своего автора Педро: зачем он заставляет ее читать и жаловаться, вместо того чтобы просто трахаться. "Я могла бы читать и трахать одновременно. Ты недооцениваешь мои способности". Но автор утверждает, что это как раз — невозможно.
Поэтому Патти остается только одно: как все героини Альмодовара, уже в гордом взрослом одиночестве она отправляется во взрослый мир — рассуждать о Скарлетт О`Хара и Хиллари Клинтон и ждать, чтобы автор вспомнил о ней — одержимой и прекрасной — еще раз.