С автором проекта Мариинского театра ДОМИНИКОМ ПЕРРО поговорил в Париже АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ.
— Вам наконец-то показали проект, который прошел Госэкспертизу. Ваша реакция?
— Моя реакция ни позитивная, ни негативная. Ну как вам сказать? Отчасти я не знаю, что сказать и как поступить. Потому что ситуация намного более деликатная, чем я мог вообразить. Если бы проект был изуродован, я бы снял свое имя. Все было бы ясно. Но я узнаю этот проект! После всего того, что с ним делали после нашего ухода, в своей концепции, в своих главных линиях он остается проектом того здания, которое мои заказчики хотели иметь, которое я хотел для них построить. То есть, я думаю, самое главное все же, что реакция не негативная.
— Это в точности ваш проект? Или как дизайнерская сумка "Прада", сделанная китайскими кустарями?
— Это отчасти имитация Доминика Перро. Но мне кажется, что, исходя из этой стадии, можно вернуться на верную дорогу, найти настоящее архитектурное и дизайнерское качество совместной работы. Сами видите, я удивлен. Я, откровенно говоря, ожидал худшего, и то, что проект мне так долго не показывали, только укрепляло мои опасения. До меня доходили какие-то обрывочные слухи, высказывания, я мучился неизвестностью, но не отвечал. И вот теперь господин Шашкин получил разрешение от Северо-Западной дирекции прислать мне проект, и я смог впервые посмотреть на эти документы.
— Они дошли до вас в полном объеме? У вас остались какие-то сомнения?
— Когда смотришь на эти документы, кажется, что им не хватает только архитектора. Архитектора, который теперь займется глобальной концепцией, дизайном, интерьером, одеждой здания. Хочется понять, как они это видят.
— Разве по присланному вам проекту этого не понять?
— Я хорошо понимаю планы, разрезы и фасады, но для архитектора это всего лишь проекция реальной жизни здания, которую он себе вначале представляет. Как будет построена мизансцена торжественного входа в Оперу по главной лестнице? Где мужчина выйдет из автомобиля, где женщина оставит свою шубку и как потом в вечернем платье будет идти в зал? Что там будет на сцене? Как будет устроен этот променад вдоль канала, что это на главной террасе, ресторан с видом на город или просто место, где перехватывают чашку кофе в антракте? Вопросы могут возникать по любой части здания. Поэтому мне хотелось бы поговорить с русскими партнерами, чтобы понять, до какой степени детализации доведен проект.
— Вы можете в этом помочь?
— Конечно, могу и буду рад помочь, если дождусь теперь открытого, прозрачного и ясного предложения довести проект до совершенства на уровне деталей, интерьера, дизайна. Самое главное, не повторять прежних ошибок.
— Что вы имеете в виду под "прежними ошибками"?
— Надо понять, что я не русский архитектор, я иностранный архитектор. Мы — иностранцы, чужаки, нас не надо включать в русскую организацию, как это пытались сделать. У нас разное образование, разные нормы, мы не можем жить как русские, мы не говорим по-русски. Мы, наверное, кажемся вам совсем наивными или совсем тупыми. Но зато, если мы разные и у нас разная манера работы, мы могли бы друг друга дополнять, а не поправлять и обрывать. Это первое. А второе — надо все время работать с моими заказчиками, с Гергиевым, с театром, с городом и министерством, мы должны обмениваться информацией. Мне нужна информация о судьбе проекта, а я мог бы, со своей стороны, сделать его таким, каким мы все мечтали его увидеть.