В Петербурге показан фильм "Чрево архитектора"

Петербуржцы смогли узнать, что такое настоящий постмодернизм

       В Петербурге 15 июня в кинотеатре "Спартак" состоялся показ фильма Питера Гринуэя "Чрево архитектора", чем жители северной столицы обязаны Саша Верни, оператору практически всех картин прославленного английского кинорежиссера. Саша Верни — личность почти мифическая для любого человека, хотя бы слегка знакомого с кинематографом. Своим появлением на свет ему обязаны такие шедевры, как "Прошлым летом в Мариенбаде" Алена Рене и "Дневная красавица" Луиса Бунюэля, не говоря уж о многих фильмах Жана-Люка Годара. Саша Верни был оператором шести картин Гринуэя, включая его последний фильм "Дитя Макона". Копии, показанные Саша Верни в Петербурге, принадлежат самому оператору, так что качество этого показа превосходило все ожидания.
       
       В 1950-е годы Набоков написал роман "Лолита". В нем рассказывалось о том, как хорошего и тонкого европейца, носителя культуры и цивилизации, губит девочка-Америка, лишенная всякой рефлексии. Представитель дряхлой Европы вполне чудовищен, но чудовищна и юная Америка. Роман кончается на мягкой, человечной ноте. Лолита-Америка беременна, и, судя по всему, будущее за ней.
       В фильме Гринуэя, снятом в 1980-е годы, хорошего и талантливого американского архитектора, приехавшего в Рим для устройства эпохальной выставки Леду, архитектора эпохи Великой французской революции, губят жестокие, циничные, цивилизованные итальянцы. Креклайт толст, прост и чист, как Гурон из "Невинного" Вольтера и мог бы быть сыном Лолиты. Каспазиан, главный архитектор с итальянской стороны и глава своеобразной архитектурно-искусствоведческой римской мафии, тонок, женственно-изящен, остроумен и изыскан. В возникающем конфликте Каспазиан полностью побеждает Креклайта. Он становится главным архитектором, уводит у смертельно больного Креклайта беременную жену, и в финале фильма победитель Каспазиан под руку с прелестной незадачливой американкой идет во главе процессии открывать выставку Леду. Американка перерезает ленточку, в это время Креклайт бросается с верхушки мавзолея Виктора Эммануила, где происходит открытие выставки, а у его бывшей жены начинаются преждевременные роды прямо на выставке. Фильм кончается криком новорожденного, и этот американский младенец достается Европе. Можно сказать, что мечта набоковского Гумберта Гумберта осуществилась в фильме Гринуэя.
       Главным действующим лицом "Чрева архитектора" является отнюдь не Креклайт и даже не его чрево, хотя оно и занимает необычайно важное место в действии, — в нем поселилась смертельная болезнь, гложущая американца, что приводит архитектора к бесконечным размышлениям на тему животов у античных скульптур и в маньеристических картинах. В конце концов пол палаццо, где живет Креклайт, оказывается устлан фрагментированными повторениями живота из "Портрета Дориа в виде Нептуна" Бронзино. На этом полу, превратившемся в знаменитый "Томатный суп" Энди Уорхола, эту суперкартину американской культуры, происходит последнее объяснение Креклайта с женой. Она все время поскальзывается на фотографиях знаменитого шедевра Бронзино так, как поскальзывалась бы на разлитом супе "Кемпбелл".
       Главным действующим лицом фильма является не Креклайт, а город Рим, в ненависти к которому признается Гринуэй. Перед нами возникает торжественная и неумолимая архитектура: Пантеон, Пьяццо дель Пополо, фонтаны Бернини, площадь Сан Пьетро, мавзолей Виктора Эммануила, стадион Муссолини. Это все великий имперский Рим, главный город земного шара, свидетель и участник бесчисленных триумфов от античности до фашизма. Триумф всегда связан с жестокостью и унижением одних другими, и несчастный Креклайт унижен, раздавлен и уничтожен гордым и прекрасным городом.
       История, поведанная Гринуэем, перекликается с "Медным всадником", хотя Креклайт не похож на Евгения, например, тем, что с хэмингуэевским размахом квасит носы коварным супостатам. Как в "Медном всаднике", человеческая трагедия, рассказанная со хватающей за душу проникновенностью, становится поводом для объяснения в любви Петербургу, так ненависть к Риму в фильме Гринуэя оборачивается пылким признанием в любви к дряхлому, лицемерному и склонному к фашизму Средиземноморью, прекрасному несмотря ни на что.
       Из разговоров, ведущихся в фильме, мы узнаем только об одном конкретном произведении архитектора Креклайта. Это знаменитый макет ларька для хот догс, сделанный в форме горячего бутерброда с выглядывающей из него сосиской. Такие ларьки, созданные безымянным дизайнером в Лос-Анджелесе приблизительно в 1938 году, несмотря на свою неприличную форму, были очень популярны в Америке. Гринуэй провозглашает Креклайта автором этого шедевра. "Кенотаф Ньютона" — знаменитый проект Леду памятника английскому ученому в виде огромной сферы, — никогда не осуществленный, но вдохновлявший своей фантастической формой многих архитекторов-авангардистов, и расхожий "Хот догс" в сущности похожи. Но их соединение опасно. В смерти американского архитектора виноваты не циничные итальянцы, а красота виллы Адриано, палаццо Маттеи, барочных церквей и ренессансных садов — Креклайт спрыгнул с мавзолея Виктора Эммануила, не выдержав гармонии открывшейся ему панорамы, и угодил прямо на крышу стоящей у мавзолея машины, его мертвое тело образовало композицию, очень похожую на макет ларька хот догс и столь же неприличную.
       Похоже, что Питер Гринуэй стал живой легендой конца XX века. Каждый его фильм или каждая выставка превращаются в событие, которое никого не оставляет равнодушным. Не всегда это одни сплошные восторги. Многим кинорежиссерам не нравятся его фильмы, хотя очень нравятся экспозиции, которые он устраивает. Многим искусствоведам не нравятся выставки, но очень нравятся фильмы, а многим архитекторам не нравится лично Питер Гринуэй. Интеллектуалам же, людям в основном без цеховых пристрастий, нравится в нем абсолютно все и прежде всего он сам.
       На нашей родине демонстрация фильмов Гринуэя — редкое и долгожданное событие. Благодаря Саша Верни, "Чрево архитектора" впервые показано в России на широком экране. Этот фильм, как явствует даже из пересказа, — образцово-показательный пример постмодернизма, и теперь, когда все громче звучат разговоры о конце "новой эклектики", петербуржцы смогли, наконец, увидеть, что же это такое было.
       
       АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...