"Промышленные объединения являются совершенно необходимыми"
Подчиненные государству монополии, в обилии формируемые ныне, в еще более значительном количестве существовали в России в первые десятилетия XX века. Попытки совместить несовместимое — рынок и тотальный контроль — исследовал обозреватель "Власти" Евгений Жирнов.
Сладкая монополия
Испокон века самым ненавистным словом для отечественных предпринимателей была "конкуренция". И дело тут вовсе не в национальном характере и даже не в необъятных просторах родины, а в заведенных со времен Рюрика порядках ведения государственных и торговых дел, когда территории и сферы хозяйства отдавались на кормление ближним людям самодержца. А те, в свою очередь, организовывали раздел полученных выгод между верными дьяками и купцами, способными организовать превращение дарованных свыше благ в неиссякающие финансовые потоки. О какой конкуренции могла идти речь, если разрешение на открытие лавок давал воевода или губернатор и он же получал мзду от их владельцев. Интерес чиновника заключался как раз в том, чтобы между лавочниками не начиналась конкурентная война, ведущая к снижению цен и, соответственно, к падению доходов.
Собственно, такая же картина наблюдалась в Средние века и за рубежами Руси. Трактирщики получали от сюзерена монопольное право поить обывателей, и в радиусе мили от питейного заведения никто под страхом сурового наказания не мог открывать подобных точек общепита. Но разница заключалась в том, что во времена, когда в Европе начал развиваться рынок и соответствующие отношения между его участниками, в Российской империи предпочитали жить по старинке.
Даже после отмены крепостного права, в начале эпохи промышленного подъема, мало что изменилось. Столкнувшись с реалиями рынка, отечественные предприниматели начали вести тайные и открытые переговоры о согласовании цен на свою продукцию. В 1870-е годы такие соглашения заключали владельцы металлургических предприятий, поставлявшие рельсы для бурно строившихся железных дорог. Однако дальше всех пошли сахарозаводчики, с начала 1880-х годов договаривавшиеся о ценах на сахарный песок и объемах его производства. В 1887 году появился Союз русских сахарозаводчиков, который объединял подавляющее большинство российских сахарных заводов и ежегодно определял для них объем производства, позволявший удерживать и наращивать цены на сахар.
Для императорского правительства проблема оказалась достаточно болезненной. Страна занимала одно из первых мест в мире по потреблению сахара населением, а, как отмечал немецкий экономист Р. Клаус, по количеству вырабатываемых варений с Россией не могла сравниться ни одна другая держава. Поэтому у Комитета министров появилось острое желание поставить сахарную монополию под свой контроль.
Некоторый опыт создания подконтрольных государству корпораций у чиновников к тому времени уже имелся. С 1856 года перевозками на Азовском и Черном морях занималось Российское общество пароходства и торговли (РОПИТ). И, чтобы оно выполняло социально значимые, но заведомо неприбыльные рейсы, казна ежегодно выплачивала обществу дотации — с 1860 по 1912 год РОПИТ получило 53,8 млн руб. А чтобы казенные средства расходовались по назначению, в правление общества входило два высокопоставленных чиновника, а среди топ-менеджеров РОПИТ было три директора, назначаемых правительством. Под влиянием госаппарата с 1881 по 1888 год общество заключило договоры о разделении сфер влияния или совместной обработке грузов со всеми своими русскими конкурентами. И в результате РОПИТ превратилось в центр транспортной монополии, охватывавшей весь Азово-Черноморский бассейн.
Однако создавать сложную структуру для управления сахарной монополией в правительстве сочли нецелесообразным. Особым законом 1895 года всю сахарную промышленность передали в ведение Министерства финансов, и с тех пор его чиновники устанавливали квоты — контингенты — на производство сахара для каждого завода и решали вопросы пополнения и использования государственного стратегического запаса сахара для регулирования цен. Затраты на содержание госкорпорации этого вида были минимальны — проект распределения контингентов по-прежнему подготавливало объединение сахарозаводчиков, а за госаппаратом оставались контрольно-разрешительные функции.
А вскоре появились формально частные, но подконтрольные государству синдикаты третьего типа, который стал в России наиболее распространенным.
Взятка за труд
На рубеже XIX-XX веков мировая экономика пережила кризис, больно ударивший по русской промышленности, и правительство решило поддержать отечественного производителя путем объединения фабрик и заводов в отраслевые синдикаты. Считается, что инициатором создания первых из них в 1901 году стал министр финансов С. Ю. Витте. Как бывший руководитель департамента железных дорог Минфина и управляющий Министерством путей сообщения, он прекрасно знал, в сколь плачевном состоянии оказались предприятия, обеспечивающие частные и казенные (преобладавшие в то время) дороги рельсами, вагонами и паровозами. Именно поэтому Витте вопреки существовавшему антимонопольному законодательству лично подталкивал владельцев и руководителей компаний к переговорам о совместной производственной и ценовой политике и сам принимал в них участие, примиряя самых непримиримых конкурентов. Уже в 1901 году появляется Союз паровозостроительных заводов, включавший семь из восьми заводов отрасли. А в 1902 году появляются синдикаты "Продамет" (производителей и продавцов металлов) и "Продвагон" (производителей вагонов).
Витте решил, что главным рычагом влияния государства на синдикаты должны стать казенные заказы, выгодность и сама выдача которых зависела от лояльности руководителей синдикатов. Причем сразу же перешел от слов к делу. Через созданный им Комитет по распределению заказов на рельсы, скрепления и подвижной состав для железных дорог, по подсчетам, произведенным в 1908 году, только за рельсы казна ежегодно переплачивала производителям колоссальные деньги — больше 3 млн руб.
Создание монополий по методу Витте активно поддерживали экономисты и предприниматели. Представитель первых А. А. Вольский, активно участвовавший в создании объединений промышленников, в 1902 году писал: "Закон свободной конкуренции является чистейшим экономическим беззаконием". А промышленники-практики активно взялись за создание синдикатов. В стране появилось объединение стекольных заводов — Зеркальный синдикат, Цементный синдикат, "Гвоздь", объединявший производителей гвоздей и проволоки, "Продуголь", "Продаруд", объединивший рудники Донбасса и Криворожья, "Медь", "Трубопродажа" и десятки других. Объединялись буквально все отрасли вплоть до самых малозначительных. В 1914 году даже появился синдикат мастерских, поставляющих шерстяные вещи армии. Советские исследователи насчитали около полутора сотен монополий, но признавались, что составили далеко не полный список этих подконтрольных государству организаций.
Правительство придерживалось своих обязательств и, по расчетам дореволюционных экономистов, только в 1904 году сверх нормальных цен выплатило синдикатам 16,3 млн руб. Не менее впечатлял и охват синдикатами подведомственных отраслей. Русское общество спичечной торговли в 1910 году контролировало 100% производства, "Гвоздь" в 1904 году — 97,5% производства, "Продвагон" в 1907 году — 95,8%, Цементный синдикат — 90%.
Каждый синдикат устанавливал собственные правила игры для своих членов. В цементном, например, за каждый случай снижения коллективно установленных цен полагался солидный штраф — 50 тыс. руб. А в Картеле по поставкам интендантству амуниции из прорезиненной ткани все члены отчисляли десятую часть полученных от казны средств в общий котел, из которого погашались потери тех, кто при очередном конкурсе не получил заказа.
Однако уже очень скоро предприниматели почувствовали, что объятия государства не просто тесны, но временами становятся удушающими. Как водится, госчиновники, призванные следить за подконтрольными монополиями, стали рассматривать их как места, данные им для кормления.
Выражая настроения промышленников, Вольский, еще недавно радовавшийся введению монополий и госконтроля, в 1910 году писал: "Все нити народного хозяйства сходились в кабинете министра финансов: без его соизволения и даже указания ничего нельзя было предпринять. Власть и вмешательство чиновника становились все более невыносимыми".
Но ни о каких изменениях и послаблениях речи уже не шло. Министр торговли и промышленности С. И. Тимашев, выступая в марте 1913 года в Думе, говорил:
"Промышленные объединения в той или другой форме являются совершенно необходимыми и неизбежными при существующих формах производства и торговли, требующих согласованной деятельности отдельных предприятий. Разрозненность приводит всегда к слабости, объединение дает силу. Против силы принципиально спорить нельзя".
Но, как оказалось, сила, базирующаяся на единственном источнике — сверхдоходах от казенных заказов — в случае серьезных затруднений легко превращается в слабость.
Прибыль превыше всего
Созданная Витте система начала давать сбои уже в начале первой мировой войны. Когда стало ясно, что быстро пустеющая казна больше не может обеспечивать переплату синдикатам, их лояльность немедленно испарилась. Руководители "Продугля", как установило расследование, сознательно тормозили отгрузку топлива, чтобы искусственно создать дефицит и поднять цены. Тем же самым занимались нефтяные синдикаты, которым удалось взвинтить цены на мазут впятеро. Не отставали и другие подконтрольные государству в недавнем прошлом монополии. "Продвагон", к примеру, всеми средствами тормозил начало работ на новых вагонных заводах, построенных во время войны, но не входивших в синдикат.
Причем никакие меры дополнительного воздействия не помогали. Для руководства уходящей из-под госконтроля сахарной промышленностью в 1915 году было создано Центральное бюро по объединению закупок и распределению сахара. Но никакие его распоряжения заводами не выполнялись. Выработанный сахар вывозился по ночам с заводов на тайные склады, а являвшиеся с нарядами Центрального бюро получатели оставались ни с чем. При этом интересы сахарной монополии, как и всех прочих, отстаивали их кураторы из правительства и министерств. Поскольку для них прибыли курируемых компаний были куда дороже абстрактных государственных интересов.
Особенно ярко это проявлялось в делах о поставках воюющей армии вооружений, боеприпасов, продовольствия и т. д. Член Артиллерийского комитета Е. З. Барсуков вспоминал о трудностях, которые переживало Главное артиллерийское управление (ГАУ):
"При первых же известиях о крайнем недостатке боевого снабжения на фронте и возможности вследствие этого "хорошо заработать" на предметах столь острой нужды русских промышленников охватил беспримерный ажиотаж.
Именно 76-мм снаряд и был тем первым лакомым куском, на который оскалились зубы всех промышленных шакалов с единственной целью легкой наживы. К великому несчастью для России, у этих людей оказывалось подчас немало сильных покровителей.
Под давлением крайне тяжело сложившихся обстоятельств, требовавших усиления артиллерийских заказов без всяких рассуждений, ГАУ пришлось отступить от намеченной программы и заказывать снаряды не только совершенно ничтожным заводам, но иногда даже не заслуживающим доверия аферистам, обещавшим быстро оборудовать новые предприятия.
Конечно, при таких условиях заводское оборудование, которое можно было достать главным образом за границей и притом в очень ограниченном количестве, перекупалось по бешеным ценам спекулянтами и вырывалось у солидных заводов; точно так же переманивался личный состав, по части которого заводы бедствовали с самого начала войны. Наконец, началась злостная спекуляция с валютой, бороться с чем было очень трудно. Словом, началась бешеная спекуляция на снарядах, в результате которой расплодилась масса мелких, немощных в техническом отношении и просто дутых предприятий, поглощающих с поразительной прожорливостью и с ничтожной производительностью всякого рода оборудование, инструментальную сталь, металлы, топливо, транспорт, рабочие руки и технические силы, а также валюту.
Таким образом, вместо разумного и наиболее продуктивного концентрирования всех средств производства их как будто нарочно распыляли по мелочам, вследствие чего почти все действительно солидные и мощные предприятия оказались лишенными возможности получить все им необходимое, а потому и вынуждены были значительно замедлить темп своего развития".
Однако главная беда заключалась в том, что такой же разлад наблюдался по всей стране. Перебои с углем вызывали остановку железных дорог. Из-за неритмичного подвоза руды и угля останавливались металлургические предприятия. Все это сказывалось на машиностроителях и т. д. В итоге именно потеря управления монополиями привела к хаосу и краху русской экономики, естественным следствием которого стала революция.
Но этот урок никому в России впрок не пошел. Всего несколько лет спустя ленинское правительство восстановило госкорпорации — синдикаты и тресты, которые, по сути, мало отличались от дореволюционных монополий. В условиях НЭПа они развернулись во всей своей красе. Следуя противоречивым указаниям из различных центральных ведомств, тресты запутали экономическую ситуацию до предела. Совнарком не успевал разбирать их склоки по поводу фабричных зданий, чудом сохранившегося оборудования и принадлежности тех или иных предприятий, которые уже удалось восстановить.
За границей, куда по указанию свыше за оборудованием и технической помощью выезжали представители трестов, они производили столь же сильное впечатление. Красные директора, ведя переговоры с одними и теми же иностранными фирмами, добивались роста цен на интересующее их оборудование в разы. А спрос на то немногое, что можно было экспортировать из СССР, умудрялись довести до нуля.
Но все же самым важным вновь был вопрос внутренних цен. Каждый из трестов завышал расценки на свою продукцию до заоблачных высот. Регулярные кризисы со сбытом и выплатой зарплат, как и катастрофическая разница между ценами на сельскохозяйственную и промышленную продукцию, были результатом работы советских трестов. Так что в итоге цены устанавливали в Высшем совете народного хозяйства, правительстве и даже в ЦК. От планирования цен страна перешла к тотальному планированию и контролю, вслед за чем в стране остался только один вид рынка — колхозный.
Собственно, ничего странного в этом не было. Полноценный рынок и тотальный государственный контроль, пусть и не во всех отраслях,— вещи несовместимые. И нынешняя ситуация мало чем отличается от того, что было в первые два десятилетия XX века. При малейшем ослаблении государства руководители и кураторы госкорпораций в погоне за прибылями разрушат страну. А если контроль и централизация будут усиливаться, стоит прямо назвать происходящее возвратом в СССР, приводить в соответствие с этим все остальные институты государства и общества и радоваться, что у нас, как издревле повелось, не будет ненавистной конкуренции.
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ "АРХИВ"