Под знаменем марксизма-феминизма
Вышла в прокат «Жатва» Афины Цангари, фильм из конкурсной программы Венецианского фестиваля
Фильм «Жатва» по жанру представляет нечто среднее между неовестерном, фолк-хоррором и социальной притчей. Его мировая премьера состоялась в 2024 году на Венецианском фестивале. Самое интересное в картине, по мнению Андрея Плахова, идет от личности постановщицы — гречанки Афины Рахели Цангари.

При всех реверансах новейшему социальному мышлению фильм полон визуальных отсылок к старым мастерам — например, к живописи Брейгеля
Фото: Кино.Арт.Про
При всех реверансах новейшему социальному мышлению фильм полон визуальных отсылок к старым мастерам — например, к живописи Брейгеля
Фото: Кино.Арт.Про
Афина Цангари, как и подобает носительнице ее имени, родилась в Афинах, но училась в Нью-Йорке и Техасе, тесно общалась с режиссерами американского независимого кино — Джимом Джармушем и Ричардом Линклейтером. Она успела поработать фестивальным и музейным куратором по обе стороны океана, а также дизайнером церемоний открытия и закрытия Олимпийских игр в Афинах, прежде чем создать кинокомпанию Haos Film. Именно эта компания продюсировала первые фильмы Йоргоса Лантимоса и самой Цангари: оба считаются прародителями греческой «новой волны».
«Жатва» — англоязычный дебют Цангари — поставлена по одноименному роману Джима Крейса, вошедшему в список ста лучших книг XXI века по версии The Guardian.
Обитатели глухой деревни где-то на границе Шотландии с Англией — неведомо точно, какого века,— строят жизнь на смеси архаичного христианства, язычества и инфантильного социализма.
В центре сюжетной композиции двое мужчин — друзья детства фермер Уолтер (Калеб Лэндри Джонс) и номинальный хозяин земли Чарльз (Гарри Меллинг). Он хочет организовать здесь прибыльное овцеводство и приглашает чернокожего картографа Квилла (Аринзе Кин) для разметки территории: возникают предпосылки закрепления за одними членами общины частной собственности и разорения других. Но настоящая экспансия, роковая для патриархального хозяйства, приходит в лице Эдмунда Джордана (Фрэнк Диллейн), мыслящего по-капиталистически и при этом отъявленного мерзавца. Патриархальный мир рушится от толчков неумолимо надвигающейся промышленной революции. К тому же и без всякого вторжения его разъедают внутренние распри, ксенофобия, токсины мизогинии.
Помимо марксистского учебника фильм опирается на не менее авторитетный в левых кругах феминистский текст Сильвии Федеричи «Калибан и ведьма» — о страданиях женского тела в эпоху феодализма, колонизации и раннего капитализма. Недаром в фильме появляется загадочная героиня непонятного этноса: местные называют ее «госпожа Белдам» (Талисса Тейшейра), она болтается где-то на окраине деревни, ее подозревают в колдовстве, вместе с двумя другими чужаками обвиняют в поджоге амбара, остригают волосы и вершат самосуд. Что говорить о чужих, когда собственных детей в общине воспитывают своеобразным методом, заставляя биться головой о камень. Здесь легко увидеть мотивы, знакомые по прежним фильмам Цангари, таким как «Шевалье», где она отслеживает сектантский образ жизни замкнутых групп и тему властного доминирования: это вообще любимая тема греческой «новой волны».
К счастью, в «Жатве» есть чем полюбоваться помимо социологии и феминизма. Это не идеологический трактат, а художественная работа со странностями, чудесами и даже легкими вкраплениями мистики.
В первой половине картина напоминает деревенскую пастораль с народными обрядами и танцами, живописными лугами и озерами, лесами и тропинками, бабочками и жуками. Даже сцены тяжелого крестьянского труда выглядят поэтично. Все это увидено глазами чувствительного Уолтера, погруженного в мир природы, и замечательного оператора Шона Прайса Уильямса, снимающего фильм на зернистую 16-миллиметровую пленку. Но постепенно идиллия оборачивается своей зловещей стороной и готической хтонью. И эта перемена в атмосфере отвечает повороту исторического сюжета. Цангари завершает фильм посвящением своим греческим бабушке и дедушке, «чьи сельскохозяйственные угодья теперь превратились в шоссе». Мало того, в «Жатве» ощущается дестабилизирующая странность жизни, характерная для любой эпохи перемен, в том числе и для той, которую переживает сегодня мир.
Несмотря на массу профессиональных достоинств, фильм Цангари все же не выходит за рамки креативного эксперимента и не поднимается до универсального уровня, который продемонстрировал в своих последних работах Йоргос Лантимос. Тем не менее греческие фамилии все чаще присутствуют в титрах англоязычных картин — и не просто присутствуют, но вносят свою звонкую и оригинальную ноту.