Тадаси Судзуки поставил спектакль с актерами "Таганки"
Создатель и руководитель Театра на Таганке Юрий Любимов, недавно отметивший 90-летие (см. Ъ от 1 октября), пригласил в свой театр другого театрального гуру — знаменитого японца Тадаси Судзуки. Побывав на его "Электре", представленной открытым фестивалем искусств "Черешневый лес", АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА убедилась, что молодежи "Таганки" все японское очень к лицу.
"Весь мир — больница. И все мужчины и женщины — ее обитатели",— свою теорию мироустройства Судзуки излагает из спектакля в спектакль. У него герои древнегреческих трагедий действуют, не покидая инвалидных колясок, окруженные заботливыми медсестрами, готовыми в самый патетический момент монолога подать носовой платок. При этом в современном театре трудно назвать зрелища более изысканные и величавые, чем его "Дионис", "Король Лир" или "Электра".
С труппой "Таганки" Судзуки знаком по многочисленным гастролям — театр Любимова не раз приезжал в творческий центр, созданный Судзуки в японской Сидзуоке. А актриса "Таганки" Ирина Линдт даже сыграла Роксану в его "Сирано де Бержераке", показанном в 2003 году в Москве. "Электру" Судзуки с Укико Сайто в главной роли Москва тоже уже видела — в 2001 году, во время Театральной олимпиады. Три года назад господин Судзуки поставил "Лира" с мужским составом МХТ имени Чехова. Все "фирменные" приметы стиля были в наличии, но постановка отчасти напоминала японскую еду в московском кафе: вроде бы суши — а послевкусие как у котлеты.
"Таганка" — случай особый. Приученные к жесткой режиссерской руке, молодые актеры (большинство из них — недавние выпускники курса, набранного Любимовым в РАТИ) так истово прониклись идеями Судзуки, что разработанные им принципы голосоведения и движения, уходящие корнями в ритуалы театра но, они присваивают с жадностью неофитов.
Спектакль начинается в абсолютной тишине: по сцене беззвучно кружит посаженный в инвалидные коляски хор из шести актеров, одетых в шляпы, длинные спортивные трусы и ботинки. Любое движение и звук здесь доходят до неистовства: начавшийся с тихого ропота монолог хора доходит до нутряного крика, а движения убыстряются, пока хор не скрывается за кулисами и там, судя по грохоту, разбивается вдребезги.
Звуки из стоящей на сцене перкуссионной установки извлекает виртуозная Мидори Такада, участница многих проектов Судзуки. Электра появляется в целом облаке странных звуков. Ее тело реагирует на них яростными извивами, а лицо искажается отвращением и гневом. Свою героиню выпускница РАТИ Нана Татишвили играет без грима. Босая, коренастая, облаченная в короткую, будто из водорослей плетенную тунику, она даже внешне напоминает Электру-Укико Сайто. А ее гортанная речь — русский перевод текстов Софокла и Гофмансталя — кажется японской.
Феерический эпизод, придуманный режиссером для русской версии спектакля,— появление Клитемнестры, матери и заклятого врага Электры. Стоя на инвалидной коляске, одетая в словно изъеденную молью (символ ее душевного распада) меховую накидку, с варварскими красными бусами, Любовь Селютина кажется ожившей японской гравюрой, таинственной и чуть глумливой.
Можно долго описывать каждый жест и взгляд двух по-разному сыгранных соперниц. Гневный монолог матери, сетующей на зловещие сны, Электра выслушивает почти молча, застыв в позе львенка, разрываемого изнутри бешенством и жаждущего кровавой расправы. В ее статике таится такая энергия, что кажется, вот-вот случится взрыв. Слегка скомканная сцена узнавания Электрой Ореста, пришедшего мстить матери, и само мщение, свершаемое за кулисами, происходит уже будто во сне. Напряжение спадает, музыка затихает, а медсестры раздают хору больничный обед, напоминая, что по-настоящему мщение не произошло и произойти не может: и Электра, и Клитемнестра, и Орест — соседи по психбольнице, видящие в своих фантазиях одну и ту же кровавую картину.