Хрупкий государственный механизм Бельгии, созданный революцией и сохранявшийся благодаря компромиссу, разваливается. И сейчас то, что когда-то было трудно себе представить,— разделение страны неожиданно оказывается вполне возможным.
Главная причина — политический тупик, в который зашли рассорившиеся партии, до сих пор не сформировавшие правительство, хотя после всеобщих выборов уже прошло три месяца.
Однако зародился этот конфликт еще несколько десятилетий назад. Его подпитывают растущие языковые, культурные и экономические различия между Фландрией на севере, где говорят по-голландски, и франкоговорящей Валлонией на юге.
"Мы живем в искусственном государстве",— считает Филипп Девинтер, глава ультраправой партии Vlaams Belang, или Фламандский блок, которая добивается проведения референдума по вопросу о разделении страны и образовании независимой Фландрии.
"Через 177 лет после создания государства мы пришли к выводу, что у нас не осталось ничего общего,— продолжает он.— Ну разве что король, пиво и шоколад. Но все же будет лучше, если мы разделимся".
Многие фламандцы, похоже, согласны с этим. Проведенный в прошлом месяце опрос общественного мнения показал, что почти половина фламандцев поддерживает создание независимой Фландрии.
Обсуждение возможного разделения страны настолько активизировалось, что, как сообщило в уикенд информационное агентство The Associated Press, министерство иностранных дел разослало в бельгийские посольства по всему миру "тезисы", в которых подчеркивается, что два народа-основателя всегда жили мирно вместе.
Парадокс ситуации в том, что как раз тогда, когда Европа стремится к единодушию и принятию единой конституции, в самом ее сердце — в столице Бельгии Брюсселе находится штаб-квартира ЕС — разворачивается кризис самоопределения.
"Положительный момент заключается в том, что европейская интеграция допускает разделение стран-членов, своего рода цивилизованный развод внутри союза, без серьезных потрясений,— говорит Антонио Миссироли, глава расположенного в Бельгии исследовательского центра европейской политики.— А негативный аспект в том, что разделение может спровоцировать аналогичные настроения и в других странах".
Мало кто считает, что Бельгия разделится уже в ближайшем будущем. Но даже если так случится, самая жаркая битва разгорится за Брюссель и его зеленые, богатые пригороды, такие как Род-Сен-Женез, или, на фламандском, Синт-Генесиус-Роде,— это одно из немногих мест, где фламандцы и валлонцы живут хоть и не в полной гармонии, но рядом друг с другом.
"Мне кажется, что разделение — это правильно,— говорит фламандец Вим Кокарт, владелец магазина, обзванивая рано утром клиентов из сонного Род-Сен-Женеза.— Уж мы, фламандцы, точно знаем, что нужно делать в нашей собственной стране. Это у тех, кто говорит на французском, будут всякие проблемы, но уже будет поздно".
Недовольство фламандцев подпитывает еще и воспоминание о том, что к ним относились как к гражданам второго сорта. До XX века в Бельгии преобладали богатые франкофоны, а нидерландский язык был не в почете.
Но после второй мировой войны положение кардинально изменилось — Фландрия стала экономическим центром влияния. Сегодня Фландрию, в которой проживает 60% из 10,6 млн бельгийцев, обижает необходимость финансирования экономически слабой Валлонии, где уровень безработицы в два раза выше.
Но экономика — это лишь часть истории. У фламандцев и валлонцев отдельные школы, власти, средства массовой информации и спортивные команды. Незадачливые валлонцы, проезжая на машине по Фландрии, напрасно будут искать дорожный указатель на франкоговорящий город Лилль, который в этой части страны называют его голландским именем Риссель.
В других вопросах все тоже довольно мрачно. Браки между фламандцами и валлонцами редки. И в качестве своего второго языка фламандцы и валлонцы все чаще выбирают английский, а не языки друг друга.
"Не могу себе представить, как граждане, говорящие на французском и фламандском, могут найти новые пути взаимодействия,— говорит Паскаль де Вит, политолог из Открытого университета Брюсселя.— Мы все больше отдаляемся друг от друга".
По итогам июньских выборов фламандская Партия христианских демократов, выступающая за большую децентрализацию, получила наибольшее количество мандатов. Однако переговоры о формировании нового правительства зашли в тупик из-за требования фламандцев о предоставлении более широкой автономии и изменении социального законодательства, чему противятся валлонцы.
"Разваливается ли наша страна? Нет,— говорит Питер де Крем, представитель партии фламандских христианских демократов в национальном парламенте.— Но федеральное государство сейчас переосмысливает свое будущее".
В бельгийском кризисе есть и комические моменты. Когда в июле этого года лидера фламандских христианских демократов Ива Летерма попросили исполнить национальный гимн Бельгии, он вместо этого выдал французскую "Марсельезу". На прошлой неделе один из разочарованных граждан выставил свою страну на аукцион на сайте eBay. А показанный в прошлом году выдуманный репортаж о разделении страны вызвал смятение.
Даже валлонцы, большинство которых выступает за единую Бельгию, выдвигают логические аргументы, такие как общая экономика и внешняя политика, а не доводы сердца.
"Достаточно ли этого, чтобы удержать нас вместе? — спрашивает Оливье Менген, глава левой партии 'Демократический фронт', которая поддерживает единую Бельгию.— Это уже другой вопрос".
Другие считают, что кризис в стране всего лишь поднятая партиями шумиха. "Это только политики не могут между собой поладить,— считает жительница Род-Сен-Женеза Лилиан Сансон, валлонка.— У простых людей таких проблем нет".
Если сепаратистские настроения возобладают, как считают аналитики, скорее всего, и фламандцы, и валлонцы будут притязать на богатый и интернациональный столичный округ. Другой вариант — Брюссель как независимое образование вроде округа Колумбия — отвергается как маловероятный. И все же битва за Брюссель, как это ни парадоксально, может оказаться тем клеем, который удержит страну от разделения.
Таким же клеем может оказаться и двойственность отношений. "При разделении хорошо то, что каждая из сторон может жить по своей программе,— говорит 78-летний Роджерс Танде, фламандец, которого мы встретили на автобусной остановке в Род-Сен-Женезе.— С другой стороны, вместе мы, несомненно, гораздо сильнее".