После венецианской премьеры фильма "Вожделение" Андрей Плахов побеседовал с его режиссером Энгом Ли.
"Вожделение" — экранизация рассказа китайской писательницы Айлин Чан. Какова ее роль в этом проекте?
Айлин Чан — это икона современной китайской литературы, китайская Джейн Остин. Никто так тонко и глубоко не передал дух исторических перемен в Китае, как она. При этом она не писала эпических полотен, а ограничивалась внешне холодными комментариями острого наблюдателя нравов своего времени. Она писала для читающей публики Шанхая и была патриоткой этого города, но в конце концов ей пришлось его покинуть и уехать в Калифорнию. На Западе она недостаточно известна. Взяв за основу ее рассказ, я пропустил его сквозь призму личных, семейных воспоминаний о старом Шанхае и поколении моих родителей.
Сильный эротический элемент был заложен уже в рассказе?
Я усилил его и вплел в жанровую структуру фильма, которая строится на стыке нуара и мелодрамы. Я не просто добавил к сюжету несколько сексуальных упражнений — моя идея состояла в том, чтобы показать эротическое наваждение с точки зрения женщины. В китайской традиции женская сексуальность просто никогда не описывалась и не изображалась.
Как же картину будут показывать в Китае? Ведь даже в Америке у нее возникли проблемы с подростковым рейтингом.
В Китае нет рейтингов, фильм обязательно выпустят, только сократят. Я сам сделаю необходимые сокращения.
Как актерам удалось естественно чувствовать себя в откровенных сексуальных сценах?
Актерам было трудно играть не физически, а ментально. Особенно дебютантке Тан Вэй в роли главной героини. Мы пересмотрели сотни актрис. И только когда я увидел Тан Вэй, я понял, что она обладает темпераментом и смелостью для этой роли. Позднее ее сравнили с Марией Шнайдер в "Последнем танго в Париже".
А Тони Люн с самого начала намечался на роль главного героя?
Признаться, у нас были сомнения насчет него. Хотя он один из лучших, если не лучший китайский актер, но его амплуа — положительные герои. Здесь же он должен быть сыграть страшного человека, находящегося на краю бездны, к тому же в гриме, который его явно старит,— таким его никогда не видели многочисленные поклонники во всем мире. Но он полностью отдался нашему фильму, отложив все другие проекты. И теперь очевидно, что только он должен был играть эту роль.
Молодым актерам, игравшим подпольщиков, требовалось войти в далекий от них исторический контекст...
Я ощущал это частью своей миссии — приобщить молодых к тому, что пережили их предки и их страна. В Китае было сделано много для того, чтобы прервать эту связь и вытравить память о прошлом. Мы попытались восстановить утраченное. И сделать это так, чтобы политический аспект был раскрыт через частный сюжет. Чтобы история мужчины и женщины, подпольщицы и коллаборациониста метафорически отражала отношения Китая и Японии.
Ваши фильмы замешаны на кинематографе прошлого. Что конкретно вдохновило вас на эту картину?
Больше всех я всегда любил Ингмара Бергмана. Я увидел "Земляничную поляну", когда мне было восемнадцать, этот фильм изменил всю мою жизнь. Мне посчастливилось общаться с великим мастером одним из последних на острове Форе и даже переночевать в его доме, утром мы вместе позавтракали. Он был очень нежным человеком, до конца не утратившим интереса ко всему живому. Я хотел привезти ему свой фильм, но не успел. И теперь хотел бы посвятить ему свою новую картину.