Достоевский прошел по-английски
«Кроткая» Джоны Пола Кука в Кремлевском дворце
На сцене Кремлевского дворца компания Muse Agency представила три одноактные постановки: о литературе (балет «Кроткая» по Достоевскому), музыке («Рахманинов») и живописи («Футаж» — о Кандинском). Посочувствовала русской культуре, но оценила усилия англичанина Джоны Пола Кука Татьяна Кузнецова.
В балете «Кроткая» пантомимная сцена с пистолетом отнюдь не самая напряженная
Фото: Марк Олич
В балете «Кроткая» пантомимная сцена с пистолетом отнюдь не самая напряженная
Фото: Марк Олич
Для этой «тройчатки», интимной и аскетичной по оформлению, Кремлевский дворец — место неподходящее, как если бы годовалого ребенка засунули в скафандр космонавта. Да и задача передать телодвижениями мятежный дух и великий талант представителей других видов искусств совсем не по размеру хореографам, мягко говоря, невысокого полета.
Впрочем, в отношении главного ньюсмейкера — англичанина Джоны Пола Кука, показавшего премьеру «Кроткой» с женой Ксенией Рыжковой в заглавной партии, суровый приговор преждевременен. У этого дуэта, закрепившего законным браком творческий союз, надо надеяться, все еще впереди.
Ведь Ксения Рыжкова, перешедшая в Баварский балет из Музтеатра Станиславского, вернувшаяся обратно в 2022-м вместе с мужем-англичанином, теперь не просто прима-балерина, но художественный руководитель Севастопольского театра оперы и балета.
И когда этот театр заработает по-настоящему, у него будет собственный небесталанный хореограф с редкой по нашим временам страстью ставить балеты на сюжеты из большой литературы: на счету Джоны Кука уже есть и «Грозовой перевал», и «Поликушка» (по повести Льва Толстого). В том, что англичанин пристрастен к «литературным балетам», нет ничего удивительного: это национальная традиция, которой отдавали дань все британские классики.
Но выбранная Куком «Кроткая» сложна тем, что действий в повести практически нет: в горячечном монологе героя Достоевского главное — напряжение психологического поединка между женой и мужем, тайные омуты их страстей. Впрочем, сам хореограф в бездны не заглядывает. Его занимает разрыв между реальностью и ее восприятием, потому что «чтение произведений Достоевского — важное назидание для всех нас». Эта морализаторская уравновешенность и составляет основу его хореографии.
Двухкомнатная квартирка героя-ростовщика с окном и дверью обозначена стильным неоновым контуром, в противовес условности декораций справа на авансцене стоит стол со стульями, у окна — деревянный сундук. Религиозную дилемму героини Достоевского, выбросившейся из окна с иконой в руках, Джона Кук заменил сентиментальностью: его Кроткая теребит букет — цветы ее любви опадают с общедоступной наглядностью.
Три дуэта, из которых состоит балет, контрастны по замыслу, однако на деле схожи — по выбору движений, их размашистой интенсивности, по поддержкам, которые заставляют вспомнить скорее Юрия Григоровича, чем, скажем, Кеннета Макмиллана.
Различия же иллюстративны до наивности: в первом адажио демонстрирующий «строгость» герой показательно отворачивается от порывов Кроткой, которая бревнышком катается под его ногами. В третьем — отворачивается уже жена, в то время как раскаявшийся Ростовщик на коленях молит ее о прощении.
Загадочен лишь второй дуэт: герой вылезает из сундука, пол-лица закрыто черной маской, в руках трость и сам он хром. В этом адажио Кроткая проявляет характер, обороняясь тростью от домогательств мужа, но сон ли это иль явь, так и остается непроясненным. Как, собственно, и финал: героиня вдруг обмякает в руках возбужденного мужа, тот печально укладывает «покойницу» на стол и накрывает простыней.
Вероятно, хореограф желал избежать прямолинейности прыжка из окна, однако сюжетному балету недоговоренности противопоказаны. Зато танцевали супруги с западной отточенностью, подкрепляя ее российской «верой в предлагаемые обстоятельства». Ясно, что балет выстрадан, продуман, что хореограф старался найти нешаблонные комбинации и поддержки в рамках добродетельной классики. И это выгодно отличало «Кроткую» от других балетов программы, авторов которых трудно назвать хореографами.
В «Рахманинове» (2020) Дмитрий Пимонов на музыку, разумеется, Рахманинова представил взаимоотношения композитора (Константин Зверев в бабочке и длинном фраке) с тремя женщинами, которых назвал «музами». Вели они себя по-разному. Первая (Ирина Перрен в белокуром парике и розоватом облегающем блескучем платье с перьями) кокетничала с подростковой игривостью. Вторая (Кристина Шапран в облегающем красном с голой спиной) — сразу приступала к делу: обхватывала ногами Рахманинова то спереди, то сзади, придерживая за спину растопыренной пятерней. Третья (Елена Евсеева во фраке, но без штанов) — соблазняла мускулистыми ногами, стреляя ими в такт трагическим аккордам.
Все «музы» с одинаковой неприязнью относились к творчеству Рахманинова — листы нот они ожесточенно расшвыривали по полу. Неудивительно, что после финального монолога доведенный до исступления композитор рухнул ничком, колотя кулаком по полу.
Содержанием «Футажа» Дмитрия Антипова, поставленного на музыку Мориса Равеля, и впрямь был футаж. Нехитрая анимация картин Кандинского на заднике оказалась занимательнее тех примитивных комбинаций, которыми были наделены шесть премьеров и прим из Кремлевского балета, Большого театра и Музтеатра Станиславского. Ни дивная музыка, ни абстракции художника не сбили постановщика с азбучных па — любой приличный педагог классического или дуэтного танца показал бы более содержательный и занимательный госэкзамен.
Muse Agency аттестует себя как «команду профессионалов» и специализируется на «организации полного цикла балетных и музыкальных постановок — от идеи до овации». Положим, овации в огромном глухом Кремлевском дворце были недостижимы всегда, исключая разве что съезды КПСС. Но вот на стадии выбора и приемки продукта компания продемонстрировала некомпетентность. Пожалуй, над профессионализмом команде Muse Agency еще предстоит поработать.